Фигушки. Не дождется.
— Так будем стоять и молчать? — наконец промолвил большой федеральный чиновник.
— А что? — буркнул я. — Чем не занятие?
Следующая пауза была короче. Закончилась она тем, что большой чиновник тяжело вздохнул, скривился, словно от зубной боли, и промолвил:
— Уходит время.
— Неужели? — удивился я.
Наградой за это замечание был яростный взгляд, из тех, от которых руки сами собой вытягиваются по швам, а ноги охватывает неодолимое стремление резко сомкнуться, да так, чтобы громко щелкнули каблуки. Не знаю, каким чудом я сподобился его выдержать, но все-таки выдержал.
Вознагражден я был тем, что большой федеральный чиновник решил прекратить войну нервов и представился. Это свидетельствовало в его пользу. Какой-нибудь закостеневший в иллюзии своей исключительности чинуша ломал бы комедию до упора, до самой последней возможности.
— Еля Варето, гиперинспектор полузвездного разряда.
Ого, а я не ошибся. Чин немаленький. Как же он попал на Бриллиантовую? Наверняка летел куда-нибудь отдохнуть, и тут оказалось, что все инспекторы рангом поменьше находятся слишком далеко. А смерть федерального агента, да еще при странных обстоятельствах, дело достаточно серьезное, чтобы кинуть на его расследование даже такую важную птицу, как гиперинспектор полузвездного разряда.
И конечно, настроение это ему должно было испортить капитально. Еще удивительно, как он, обнаружив, что я не горю желанием падать перед ним на колени и целовать его запыленные сандалии, не попытался растерзать меня голыми руками.
Это соображение настроило меня на вполне мирный лад. По крайней мере, я теперь знал, что неприятности случаются не только у меня одного, и, соответственно, сразу же простил гиперинспектору половину его грехов.
— Центурион инопланетного района планеты Бриллиантовая Беск Маршевич. Как я понял, вы горите желанием работать со мной вместе?
Еля Варето окинул меня задумчивым взглядом и вполне дружелюбным тоном произнес:
— Ну ты и наглец.
— Таким уж уродился, — промолвил я, тоже слегка сбавляя обороты. — Как мне кажется, мое досье вам не понравилось?
— Нет. Правда, оно меня поразило.
— Чем же?
— Тем, что такой тип до сих пор не арестован и не препровожден...
Я пожал плечами:
— Начнем снова?
Гиперинспектор закусил губу, потратил несколько секунд на обдумывание каких-то своих мыслей, а потом заявил:
— Ладно, не будем.
— А что будем? — спросил я.
— Ты перегибаешь палку, и очень сильно. Не советую. Мне кажется, ты считаешь себя надежно защищенным законами планеты Бриллиантовая. Конечно, это так, и до тех пор, пока ты ее не покинул, никто не имеет права тебя арестовать. Однако...
Он ласково, почти по отечески улыбнулся.
— Однако? — подначил его я.
Если уж блефовать, то до самого конца.
— Ну... Кто мешает мне, например, в строгом соответствии с федеральным законом... Надеюсь, ты еще не забыл, что Бриллиантовая все же является частью галактической федерации? Так вот, кто мешает мне в строгом соответствии с законом задержать тебя для снятия дополнительных показаний, заключающихся в сканировании памяти? После этого тебя препровождают в одно из служебных помещений космопорта, которое, заметь, опять же в соответствии с законом, в отличие от общего зала, является территорией, целиком и полностью принадлежащей федерации, для этого самого сканирования памяти. Там производящий сканирование комп вдруг выуживает из твоей памяти упоминания о нескольких делах, сопровождавшихся исчезновением значительных Ценностей, давно и настоятельно требующих некоторого прояснения. А поскольку, в то время как это выясняется, ты находишься на территории, не являющейся суверенной собственностью инопланетного района планеты Бриллиантовая... Мне продолжать или не стоит?
Я сглотнул.
У меня почему-то было ощущение, что горло мое вдруг забил плотный ком пыли. Причем одновременно с этим мне дико, просто зверски хотелось закурить.
Плюнуть на все, вытащить из кармана сигарету, прикурить ее, втянуть в легкие приятно горьковатый сигаретный дым...
Еще я подумал, что не должен поддаваться панике, не должен показать, что меня можно запугать. Если это случится, то Варето, прежде чем покинуть Бриллиантовую, с чистой совестью прихватит меня с собой и, вообще-то, будет прав. На что еще могут быть годны паникеры и трусы?
— Зачем же, — сказал я. — Можно и не продолжать. Как я понимаю, мою помощь вы рассчитываете получить именно таким образом?
— А я в ней нуждаюсь?
— Ваше дело, — промолвил я.
Возможно, мое отстранение от дел будет самым лучшим выходом из создавшегося положения. Наплюну на ирмурянина, засяду в своей халупе и буду сидеть там, дожидаясь, чем эта суета закончится. Разве плохо? Потом, когда гиперинспектор улетит, можно будет вернуться к своим обязанностям.
— Ага, значит, решил самоустраниться? — спросил Варето. — Дескать, проще всего отсидеться в какой-нибудь дыре.
В голосе его явственно звучала насмешка, и вот этого уже снести было нельзя.
— Трезвая мысль, — сказал я и вытащил из кармана бормоталку.
Набрав номер Дагай Каача, я сообщил ему о том, что обворовали мастерскую, посвятил его в основные подробности и поделился кое-какими догадками. Покончив с этим делом, я сунул бормоталку в карман и не без сарказма сказал гиперинспектору:
— Счастливо оставаться. Думаю, это дело придется вам по вкусу.
После этого оставалось лишь переложить на другое плечо тяжелый арбалет и отправиться прочь. Так я и поступил.
Еля Варето дал мне отойти шагов на десять и лишь питом скомандовал:
— Стоять.
Я даже и ухом не повел.
— Ладно, хватит, остановись, — крикнул гиперинспектор. — Есть серьезный разговор.
Я пожал плечами и, остановившись, повернулся к нему лицом.
— Ну, ты и гордец, — промолвил гиперинспектор. — Хватит валять дурака. Подойди, есть серьезный разговор.
Я покачал головой.
Нет, так не пойдет. Не обязан я бежать вприпрыжку, едва ему захочется поманить меня пальчиком. Я такое же официальное лицо, как он, причем не находящееся у него в подчинении. Вот если он претворит в жизнь свою угрозу и все же затащит меня хотя бы в одно из служебных помещений космопорта...
Видимо, гиперинспектор как-то угадал, о чем я думаю. А может, ему пришло в голову, что мы и так потеряли зря слишком много времени, но ко мне все же подошел он. Нет, конечно, никакой суетливости в его движениях не было, не было в них и показной, фальшивой неторопливой солидности. Он сделал это так спокойно и уверенно, словно никакой размолвки между нами не произошло. И вот это-то меня насторожило больше всего. Это говорило если не о его уме, то о недюжинном самообладании — точно.
