– Если ты в опасности, бери, пригодится. Это «беретта», не абы что. И проще пареной репы. Так взводишь, так стреляешь.
Это пробудило во мне дурные воспоминания. Как показывает мой собственный пример, когда имеешь оружие, рано или поздно пускаешь его в ход. Если бы такие машинки оказались в свободной продаже, проблема перенаселенности решалась бы простым нажатием пальца. Эта была куда тяжелее той, что мне дал Хуго, но действовала так же.
Йохан слегка всплакнул, сжав меня в объятиях. Похоже на последнее прощание: очень обнадеживает. Он предложил мне переночевать в его бистро, но я спешила вернуться к приятелям. Я не слишком продвинулась, что естественно, когда возвращаешься в прошлое.
– Ее зовут «Вернись», – таковы были последние слова Йохана.
Их всех зовут «вернись», подумала я.
Мне пришлось подняться к площади Республики, чтобы поймать такси: залезая в машину, я все-таки проверила свои тылы. Не стоило наводить врага на убежище Робера.
17
Я далеко не самая пугливая, но логово Робера нагоняло такой страх, что волосы вставали дыбом вместе с кожей. Начнем с того, что улица служила помойкой всей парижской наркоты и была усыпана таким слоем шприцов и окровавленных ваток, что тротуар под ними можно было угадать только в приступе оптимизма. У дома номер 18 решетка была приоткрыта, давая проход к импровизированной стоянке, на которой обретались две или три колымаги на ходу и несколько тщательно ободранных остовов. Стены были разрисованы во много слоев, а вокруг царила кладбищенская тишина.
Я пробиралась между кузовами, тщательно нащупывая проход то одной, то другой ногой, чтобы не наткнуться на препятствие, которое рисковала не увидеть, поскольку муниципальное освещение полностью игнорировало этот район.
Мой левый башмак наткнулся на что-то твердое и чуть рыхлое, я поддела это носком и отбросила подальше, но, очевидно, недостаточно далеко, потому что оно налетело на другую штуку и упало назад на какую-то неровную поверхность, та дернулась, заставив меня потерять равновесие. Я шлепнулась животом на лежащее тело, прижавшись щекой к холодной руке, которая шевельнулась и крепко вцепилась в меня.
В панике я попыталась подняться, опершись рукой прямо о лицо, и почувствовала, как под моим весом хрустнул носовой хрящ. Мне удалось прислониться к дверце, которая еще чудом держалась, и я принялась шарить в кармане куртки, нащупывая «беретту». Послышался шорох ткани, и я направила оружие в сторону цели, которая вяло пробормотала: «Занято», прежде чем громко захрапеть.
Я задрожала от отвращения к самой себе: еще немного, и я застрелила бы несчастную пацанку, которая никому, кроме себя, вреда не сделала.
Когда ко мне вернулось подобие самообладания, слово «страх» было вычеркнуто из употребления, и дальше я двинулась, как космонавт, то есть – не давая воли воображению.
Мне не понадобился код, которым снабдил меня Робер, потому что входная дверь была так же раздолбана, как и спящая на мостовой девица.
Это было странное здание, все из белых кубов с большими садовыми террасами – абсурдная попытка стильной модернизации вонючего квартала, как если б мне сделали пластическую операцию носа, прежде чем отмыть в ванне. Впрочем, их дело, я не занимаюсь градостроительством.
Дальше начинался длинный коридор, и мои башмаки застучали по бетону. Свет не желал зажигаться, несмотря на все мои мольбы, и я шла на ощупь до следующего видового замка, который позволил мне отворить застекленную дверь. Еще через несколько километров я обнаружила дверь в подвал. Приотворенную, и на сей раз я не стала искать выключатель. Темнота очень удобна, когда не хочешь видеть. Спустившись по лестнице, я тихонько позвала Робера. Они наверняка все спят как убитые.
Я перебрала в памяти указания нашего радиофага, повернула налево, пересчитала двери кончиками пальцев. Толкнула пятую по счету, она открылась, и я прошептала:
– Не бойтесь, это я.
Тишина.
Тогда я встала на четвереньки и прежде всего наткнулась на фонарик Робера. Это было и полезней, и менее рискованно, чем споткнуться о чье-то грязное копыто. Я включила фонарик.
Устроился Робер просто здорово. Маленькая газовая плитка на пластиковом кухонном столе, кресло в приличном состоянии, этажерка с ящичками и матрас, на котором по-царски раскинулась на спине Салли, перебросив одну руку через Робера и приплюснув ему нос, что не мешало хозяину спать.
Я пнула их пару раз ногой, потому что от вида этих бездельников, мирно спящих в то время, как я всю ночь не сомкнула глаз, во мне взыграл спортивный дух.
С садистским удовольствием я заорала, что это я.
– Додо, как дела? – спросила Салли, открывая глаза.
Я проглотила все рифмы, которые просились на язык, и удовольствовалась тем, что поприветствовала влюбленных, заявив, что буду спать с Квази, кстати, где она?
– Хе-хе-хе-хе, – разразилась Салли, прежде чем пояснить: – Шутишь, она ж с тобой.
Тут мне открылось, что отдохну я не скоро.
– Блин, проснитесь наконец. Почему она должна быть со мной? Я вас посадила в такси, всех троих. РОБЕР. Я тебе их доверила. Что вы сделали, мать вашу за ногу?
Салли принялась размахивать руками, причитая, что теперь у нас есть настоящий дом и не надо ругать Робера, он очень милый, Робер.
Я испытывала горячее желание разорвать ее в клочки – хоть убийце будет меньше работы, – но тут освобожденный Робер смог подняться. Он немедля врубил свое радио, и я не стала возражать. Робер понял ситуацию и пытался успокоить себя привычными действиями.
– Было ж еще рано, – оправдывался он, поздно осознав свою вину. – Вот мы и решили выпить по первой на вашей скамейке, а потом уж ехать сюда. Квази пошла за горючим, а тот араб, что продает розы, ну как его…
– Жерар.
– Да, он самый. Жерар сказал, что ты ждешь ее одну в сквере за Сакре-Кёр. Мы все сделали, как ты велела. Ведь так, Салли?
– Робер милый, – повторила Салли.
К тому ж это было правдой. Он здорово переживал.
К счастью, я не успела сесть, потому что встать мне было бы сложно.
– Я пошла, – очень устало сказала я. – А если в ваших дырявых котелках еще осталась крупица мозгов, может, вас заинтересует, что послание было не от меня.
– Хочешь, я пойду с тобой? – спросил Робер.
Я ответила нет, не надо, попросила, чтобы он запер дверь в подвал и не открывал никому, кроме меня или Квази, и чтобы не верил никаким посланиям, если их не принесу лично я.
Понятно?
Робер с серьезным видом отдал мне честь на военный манер, и это было трогательно. Особенно если окажется, что это в последний раз. Завтра сменю наряд. Хватит.
На этот раз я двинулась по стоянке вдоль стены. Достаточно с этого мира и моих невзгод. Я не хотела нарушать единственную передышку, которая способна их облегчить, – сон. Что до меня, я пошла дальше пешком.
