не взлетим, — расстроено сказал Кеша.
— Панику брось. А лучше следи за пространственным положением.
— Так не видно ничего. И я ещё под наклоном сижу.
— 101й, будешь руководить моим взлётом.
В эфире тишина, и протяжное от Енотаева:
— Пооонял.
Вертолёт комэска подлетает ко мне ближе и зависает на безопасном расстоянии.
— Готов.
— Смотри, вывожу коррекцию. Начинаю увеличивать шаг.
— Давай.
Ещё раз поднимаю рычаг шаг-газа. Медленно, чтобы почувствовать, как вертолёт только-только начнёт отрыв. Во рту пересохло всё. Нервы напряжены, но сейчас как никогда нужно чувствовать вертолёт каждой клеткой.
Вертолёт слегка приподнялся. Пылевая завеса по-прежнему вокруг. Мне кажется, что вертолёт начинает валиться в лево.
— 101й, я влево не валюсь?
— Нет-нет, всё нормально. Вот так, стоп!
Выравниваю вертолёт и слегка прохожу вперёд. Всё! Есть ощущение, что можно взлетать дальше.
— Тормози и выводи обороты, — добавляет комэска.
Поднимаемся вверх, но в левой части что-то стучит. Та самая створка болтается.
Высота медленно, но растёт. Кеша продолжает отсчитывать высоту и вертикальную скорость. Обороты винта держатся на уровне 94%.
Ещё немного и показались очертания голубого неба. Даже дышать легче стало.
— 101й, отошёл от земли, — произнёс я, выйдя из пылевого облака.
— Вижу. Взлетел всё-таки. Давай на базу, — ответил Енотаев.
Глава 15
Жар солнца по-прежнему не ослабевает. Сухой ветер сушит кожу и губы. Единственное, что хочется сделать по прилёту на аэродром — снять одежду. Она буквально срастается с тобой за время полёта, вбирая последние капли влаги.
В Баграме вся стоянка сбежалась, чтобы узнать подробности нашего очередного попадалова. Просто других слов, чтобы описать произошедшее подобрать сложно.
И ведь ничего героического не произошло. Удачное стечение обстоятельств, помноженное на слаженную работу всего экипажа и разведчиков. Не стоит забывать и о помощи однополчан, пришедших на помощь в трудную минуту.
Я спрыгнул на горячий бетон, задев ладонью обшивку вертолёта. Ладонью почувствовал, насколько сильно раскаляется фюзеляж на жаре. Нередко встречал у техников ожоги от таких случайных прикосновений.
Иннокентий к этому времени слагал эпос о нашем подвиге. Сначала он с придыханием рассказывал, как весь отряд раскручивал вертолёт, а я стрелял из пушки по духам. Потом, показав всем профиль сурового военачальника, добавил:
— ничего критичного. Всё контролировали от первой до последней минуты на земле, — уверенно произнёс Кеша.
Я только улыбнулся, но тормозить своего оператора не стал. Есть у него право на минуту славы. Поблагодарив за работу Валеру и остальной техсостав, направился на КДП, оставив все лавры Иннокентию.
В это время ко мне уже спешил Шаклин. Доложить командиру звена нужно обязательно. Иначе это будет неправильно с моей стороны.
— Товарищ капитан, с боевого задания прибыли. Все живы, вертолёт повреждён. Восстановлению подлежит, — доложил я и протянул руку, думая, что сейчас Шаклин скажет что-нибудь хорошее.
Но, как и всегда, мои ожидания оказались моими же проблемами.
— Этого мало! Что там произошло? Полный… нет, полноценный доклад, — грозил мне пальцем Вениамин.
Шаклин продолжал что-то говорить, но не было у меня ни сил, ни настроения пересказывать. Целый день в поле и большое эмоциональное напряжение сделали своё дело. Это с виду можно не проявлять усталости, но внутри после подобных передряг хочется покоя.
— Вень, шаг-газ опусти. Коррекцию влево и жди выбега ротора, — похлопал я по плечу командира звена и прошёл мимо.
— Ты ко мне вот эту терминологию не применяй. Сань, я не посмотрю, что ты воин заслуженный. Выговор объявлю! — крикнул он мне вдогонку.
— Есть выговор, — ответил я.
В классе подготовки уже шёл разговор между Енотаевым и особистом Туриным. И, похоже, он был не самым спокойным.
— Я вам уже говорил, что-то здесь не так, — сквозь зубы сказал Ефим Петрович.
В этот момент на меня обратили внимание. Разговор прекратился. Что-то серьёзное обсуждали Вячеслав Иосифович и мой командир эскадрильи.
Особист улыбнулся, показав нам белоснежные зубы. Поправив на голове густые тёмные волосы, он пошёл к двери. Очень странно себя ведёт товарищ Турин. По сути, рейд за караванами ни к чему не привёл, а он в хорошем настроении.
— Молодец, Александр Александрович. Идея с пушкой — оригинальная, — похвалил меня Турин, пожимая руку.
— Спасибо. Может вам тоже что-нибудь предложить, а то мы всё натыкаемся постоянно на «достоверные» сведения агентуры…
— Саша, — позвал меня Енотаев.
Турин мой намёк понял. Отвечать ничего не стал и вышел из класса.
— Как самочувствие? — спросил Ефим Петрович, снимая куртку от комбинезона.
В классе было очень жарко. Через открытые окна прохлады не поступало, а кондиционер никто не догадался установить.
— Нормально, — отряхнул я от пыли комбинезон.
— Ты меня поражаешь, Шурик. Мне кажется, это первое в истории авиации боевое применение вертолёта в качестве артиллерийской установки, — улыбнулся комэска.
— Надеюсь, что больше такой изобретательности не потребуется.
— Эт точно.
Енотаев почесал бороду и отвернул голову в сторону. Не хотел он подымать тему разговора с Туриным.
— Командир, а может стоит нам кое-над чем подумать? Слишком много совпадений последнее время.
— Давай. Хочу послушать, — ответил Енотаев и присел на стол.
Я объяснил, что уже было несколько случаев, когда налицо грубейшие просчёты в оценке противника. И если следовать формуле «случайность — совпадение — закономерность», то уже давно эти случаи достигли третьей фазы.
— Сегодня все слышали, как товарищ Турин уверял, что всё схвачено.
— А что Сопин?
— Геннадьевич согласился с выводами особиста.
— Значит, дело в информаторах и агентуре. Слишком много вокруг тех, кто сливает дезу, — предположил Енотаев.
Возможно и так. Напрашивается вопрос, зачем нужны такие информаторы?
— Сань, давай отдохнём. Думать будут большие начальники, — подмигнул Енотаев.
— Мы на ужин ещё не опоздали? Есть хочется, — сказал я, и Ефим Петрович утвердительно кивнул.
Столовая за время моего отсутствия толком не изменилась. Та же палатка с выставленными столами. Тот же рацион, состоящий из тушёнки во всех вариациях и состояниях. Но особо мне «нравилось» сливочное масло.
Не знаю, в какое время суток его выкладывают. Оно всегда к моменту употребления становится похожим на растительное.
Сегодняшний ужин выдался особенным, поскольку нам дали картошку! Не разводимое пюре, не концентрат, не в замороженную, а самую обычную картошку.
Правду говорят, что начинаешь ценить что-то, когда это что-то отсутствует.
Звездой сегодняшнего ужина был, конечно, Кеша. Он сидел напротив меня
