она не сможет никого взять, хотя есть детки, которых просто невозможно оставить…
– Почему ты говоришь про Стефанию, а не про себя?
– Не знаю. Я не готова об этом говорить.
– Ты бы хотела кого-то взять? Ты могла бы представить, что воспитываешь не своего ребенка?
– Да, наверное. Но что ты хочешь мне сказать, Слав?
– Сколько?
– Что сколько?
– Сколько детей ты могла бы взять?
– Одного-двух, точно не больше. Я просто не справлюсь, они же там все совсем малыши.
– Запомни это свое состояние, эту готовность. Возможно, она тебе пригодится.
– Слав, ты меня пугаешь…
Может, вино у деда какое-то особенное, или так расслабляюще подействовала весть о вакцинации Ларисы, или же в Маше он наконец почувствовал возможность понимания, но с этого дня Слава понемногу начал раскрываться.
20
Моряки сходят на берег с особым самоощущением – каждый раз они словно счастливчики, отпущенные на волю бездной. Уверенные в своей избранности, прошитые насквозь словами договора, сложенного из молитв о жизни, они несут себя по суше так, словно здесь за ними числятся только права.
Прибывшие на остров носители устойчивого иммунитета к «вирусу сна» ощущали себя немного небожителями и – в значительной степени – героями. И если в содержании их работы не предполагалось каких-либо изменений – всё то же обслуживание неподвижных тел, – то жизнь на острове казалась непрерывным праздником по умолчанию. Они уезжали из серых, обескровленных зимними холодами и страхом смерти городов в эдем с позабытых рекламных листовок. Три часа на пароме по бескрайним морским просторам показались им кругосветным путешествием, а воздух прогретой солнцем земли, наполненный флюидами цветущей зелени, вскружил голову нахлынувшими воспоминаниями об отпускных приключениях. Их лизнуло золотым, мазнуло синим, поманило зеленым, их дух в моментально обгоревших под солнцем телах воспрял, раскрылись согнутые скорбными трудами плечи, ожили яркими отражениями глаза. Рай существует. Только они успели это понять, как снова оказались в дистилляте безмолвных страданий.
Они были нетерпимы и злы – их ресурс человеколюбия и сострадания без остатка впитал шелковистый прибрежный песок, принявший первые шаги грубых босых ступней «спасителей». Хочется спорить и доказывать, что не бывает людей однозначно плохих, в каждом найдутся крупицы добра и света. Это правда. Как правда и то, что лучшие из людей остаются осушать слезы и облегчать мучения тех, кто рядом. Душевная организация продающих свое сострадание чужакам за деньги, увы, иная. Избыточная чувствительность к собственным потребностям сделала этих людей уязвимыми перед лишениями. Многочисленные дисциплинарные правонарушения, рост мелкой преступности и оскорбление чувств местного населения были бы терпимой платой, не веди они к росту заражений.
– Маша, ты где? – Слава звонил жене редко, только по делу, в случае необходимости.
– Смену закончила, домой собираюсь. А что?
– Дождись меня, или пусть Стефания подвезет тебя домой. Ее тоже предупреди – никаких одиноких прогулок.
– Да нужны мы кому-то…
– Не спорь, в городе неспокойно, я переживаю. Смогу забрать тебя через час, если поедешь со Стешей – предупреди.
Стефания водила старенький внедорожник из обширного автопарка Людовика. Она могла выбрать машину и поинтереснее, но, не привыкшая одалживаться, старалась минимизировать возможные долги – водитель она неопытный. И этот шаг дался ей нелегко. Сначала она освоила велосипед и очень гордилась своими крепнущими мышцами на ногах, пока не была подрезана каким-то лихачом на дороге, из-за чего здорово травмировалась. К ней тут же приставили водителя с машиной… А как же личная жизнь? Стефания всё еще не была готова к официальным отношениям, а лишние уловки казались унизительными. Согласилась брать машину.
Подвезти подругу было для нее делом чести; увидеть снова людей, с которыми прожила несколько непростых месяцев, – радостью. Она искренне соскучилась по старому доброму Прокопию; отделившись, перестала тяготиться авторитарной заботой Ларисы; было чем поделиться с Макаром… Их с Машкой дружба претерпела качественные изменения – они обе переросли свои маленькие взаимные претензии.
– Ну и почему, Маша, Слава думает, что эти люди опасны? Он же сам, извини, конечно, один из них.
Стефания аккуратно вела машину узкими улицами города. Дороги были почти пусты, но водители спецтранспорта вели себя довольно бесцеремонно – то и дело приходилось прижиматься к обочине.
– Не скажи, Стеш. Он ехал домой, а они здесь гости, наделившие себя правом превосходства. И потом, я бы не сказала, что он сам в нормальном психическом состоянии. Знаешь, в чем он мне недавно признался?
– Господи, в чем?
– Каждую ночь, пока мы жили в доме Прокопия, а там шторы плотно не закрывались, он просыпался по ночам и смотрел в полоске лунного света, как у меня глазные яблоки во сне под веками двигаются.
– Зачем?!
– Еще говорит, что у меня, как у Лилы, бывают веки неплотно закрыты и видны белки. И он все боялся, что я выброшу руки из-под одеяла, вскочу с белыми глазами и накинусь на него, как зомби.
– Что, сидел и смотрел тебе спящей в лицо? Ужас какой! Как ты вообще спишь с ним рядом?
– Ужас, ага. Сплю теперь в маске для сна. По ночам его мучают кошмары: снится зомби-апокалипсис, будто все больные превратились в живых мертвецов.
– Бедная моя девочка, дай я тебя обниму.
– Эй, на дорогу смотри! Потом обнимешь. И это ведь мой Слава, спокойный, рассудительный. А что в головах у этих «гостей»? Мы еще только второй месяц, как с вирусом живем, а эти люди – уже год. Ты представляешь, год… в городах, где в каждом доме, в каждом подъезде оставались неучтенные «спящие», медленно умиравшие без медикаментозной поддержки. Это у нас тут населения тысяч тридцать на весь остров – каждого можно посчитать и проверить.
– Алекс говорит, на днях начнется всеобщая вакцинация. Мы справимся.
– Кто такой Алекс?
– Один знакомый, в правительстве работает.
– А… я всё забываю – ты же у нас вращаешься в высших сферах! – Машка беззлобно посмеивается. – Нормально тебе там, привыкла?
– Освоилась. На мой взгляд, слишком много суеты, но не мне порядки устанавливать. Кстати, залезь в бардачок, там сертификаты для Ларисы с Прокопием. Они в реестре, так что всё официально.
– О, спасибо. Ты же зайдешь? – Получив утвердительный ответ, Маша позвонила домашним. – Макар спрашивает, будешь ли ты во двор заезжать или на улице припаркуешься?
– Я бы не рисковала при моих водительских навыках, лучше на дороге машину оставлю.
Стефанию встречали как родную – обнимали, целовали, в «красный угол» сажали. Но ей было не до восторгов – она смотрела на Прокопия, и слезы наворачивались на глаза. Старый грек очень тяжело перенес вакцину – совсем ослаб, истерзанный непрекращающимся кашлем. Выглядел он
