Это в родимой глуши
Что-то коснулось души…"
На припеве девочки подхватили:
"Малиновый звон на заре,
Скажи моей милой земле,
Что я в неё с детства влюблён,
Как в этот малиновый звон.
Малиновый звон на заре…"[i]
Я выпрямила спину, вновь находя опору в виде горячей руки, но с неудовольствием отметила, что Костя не возобновляет ласку. Даже повела плечами, заметив, как он усмехнулся и начал вновь меня поглаживать – более уверенно, добрался до ушей и пропуская между пальцев мои небольшие серьги в виде прозрачной капельки. Ой…
А деда понесло на романтический лад, и он с девочками запел "Эхо любви".
И здесь уже подпевали все вместе, даже я. Да что там я, даже Костя, который теперь уже совершенно собственнически обнял меня рукой за талию. Мне была приятна такая неожиданная забота. А потом моего уха коснулось горячее дыхание и мужские губы, едва задевая кожу, проговорили:
– Наташа, давай поговорим.
– А…?
И… я просто испугалась, и едва дослушав песню, убежала в дом за кофтой.
Похромала я быстро. Надетый на гипс широкий тапок даже ни разу не слетел. Это где-то папа его добыл, чем меня порадовал. Тапок был обычным с регулировавшей застежкой для подъёма стопы.
Итак, я после того, как ускакала за кофтой, так и не вернулась назад. Хотя собиралась, честно, даже кофту надела, но потом присела на постель, подложила под спину подушку и уснула, глядя в окно, как была.
Сквозь сон я чувствовала: кто-то снимает кофту и укладывает меня удобней со словами:
– Дурочка моя.
Я даже возмущено промычала, чем заслужила:
– Спи уже, горе.
И вот утро меня "порадовало" головной болью во всех местах. Да, именно так я и мыслила.
И даже поднялась, решив принять спасительный душ. Привычно и качественно обмотала гипс пищевой плёнкой для надёжности. Закрепив ее скотчем и ворча:
– Когда же я от тебя избавлюсь, монумент окаянный?!
Боль сжала виски, и я решила молчать, тем более с гипсом вообще не принято беседовать.
Душ смыл с меня все симптомы неудачной ночи, но вернул воспоминания про трусливый вчерашний побег. Пришлось брать из сумочки таблетку болеутоляющего.
Широкие футбольные шорты красного цвета и соответствующая майка – мой сегодняшний выбор.
В коридоре, проходя мимо оранжереи, я заметила девочек, которые не обратили на меня никакого внимания, и увлечённо вели какой-то странный спор. Я даже притормозила и прислушалась.
– А я говорю, призрак, – Соня включила на телевизоре старый кинофильм с названием «Призрак», а, точнее, часть, где звучит песня и главный герой уходит к свету. Что это их на старые фильмы потянуло?
– Ну… тут все печально, – надула губы Маша,– давай Селин Дион из «Титаника».
– А в Титанике он утонул. Не печально? Тут хоть на небо ушёл.
– Нееее. Фуууу. Нам нужен happy end. Кстати....
Я не стала прерывать их занимательный спор и молча спустилась вниз. голоса слышались из кухни – туда и направилась.
Все обитатели дома собрались за обеденным столом и молча поглощали оладьи под мерное бормотание Елены Малышевой по телевизору. Именинник сидел как раз рядом со входом.
– Дедуля, С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ!!!! Мой дорогой. Здоровья, повышения пенсии и прилежных родственников. За уши, наверное, дергать уже не стоит, – дедулю я смачно расцеловала в обе щеки и все-таки потрепала одно ухо.
– Спасибо, внуча.
– Всем привет.
Неспевшееся трио мне ответило таким же приветом.
– Садись, доча. Панкейки! Новый рецепт.
Мама все ещё крутилась у плиты, когда все остальные с упоением жевали. Дед и папа ели прямо руками, макая то в сметану, то в варенье. Костя с приборами аккуратно отрезал по небольшому кусочку и макал, нацепив на вилку.
Я села рядом с Костей, пододвинув к себе пустую тарелку и вилку.
Блинчики оказались просто невероятными.
– Мам, это луШий рецепт. Очень вкуШно. Я перепишу у тебя.
– Прожуй сначала.
– Перепиши. Я по утрам хочу так завтракать, часто. Прошептал мне на ухо Константин, но услышали все, кроме деда. Папа так и замер с блином у рта, мама вообще уронила лопатку, а я в лучших традициях сглотнула и подавилась. Виновник аккуратно постучал мне по спине.
Дед же усмехнулся, глядя в телевизор:
– У Елены никакого чувства такта нет. Ну, зачем скажите, во время завтрака рассказывать про несварение пищи из-за трехметровых глистов.
– ПАПА!!!!
Мама с досадой подняла лопатку и бросила ее в раковину. Папа посмотрел на деда, потом на блин и положил его обратно на блюдце. Мне тоже как-то перехотелось, особенно после того, как по телевизору показали, как эти самые непроходимости вытаскивают через разрез в кишке.
А дед продолжил:
– Ну, что папа-то?! Я правду говорю. Никакого такта!
Он смачно обмакнул сложенный блин в сметану и полностью засунул в рот.
После завтрака началась невероятная суета.
Мужчины украшали двор, ставили палатку, натягивали гирлянды и прочее. Праздничный ужин было решено назначить на шесть часов. К деду должны прийти его друзья – поздно было бы не разумно все организовывать. "Не шешнадцать же им", как сказала мама при обсуждении времени, подражая одной из героинь фильма «Любовь и голуби».
Женщины организовали готовку на кухне тёти Веры – она больше и удобней.
Меня посадили за нарезание и чистку всего. А «Всего» приходилось нарезать порциями примерно в ведро.
Соня с Машей грамотно отговорились тем, что нужно Нюфа помыть перед празднеством. А когда они заявились к нам – мокрые, грязные с пеной на голове, за ними, спокойно цокая когтями, прошёл абсолютно сухой пёс. Мы просто все замерли, парализованные шоком. Хотелось спросить: "Какого…?"
– Какого лешего здесь происходит? – тётя Вера упёрла руки в боки.
– Мама, мы его просто хотели помыть в ванне, – еле слышно произнесла Соня, шмыгая носом.
– И??? – так же грозно, но, уже не скрывая веселья, строжилась тётя.
– Не догнали!
Дружный смех просто оглушил, а виновник злоключений сел на попу, самодовольно виляя хвостом. Я протянула ему кусочек колбасы, который он проглотил и не почувствовал.
– Идите, мойтесь, чудики.
Чудики, напоследок хлюпнув носами, рукавами вытерли лица, ещё больше размазав грязь, обнялись и пошли.
***
Вечер наступил неожиданно быстро. Я его встретила все в той же позе, сидя за финальной нарезкой фруктов.
