Марко со злостью засунул документы обратно. Совершенно очевидно, сер Антонио — единственный, кто разбирается в логике своей знаменитой системы, которой он хвастался по всему городу. Надо было иметь такой сдвинутый ум, как у него, чтобы изобрести столь странные сочетания.
Ночи кропотливого труда не хватило бы, чтобы разобрать даже четвертую часть документов, находящихся в комнате. Марко уже потерял надежду и готов был все бросить, когда цифры из секретного послания дель Гарбо всплыли в его памяти. На каждой стене было по двенадцать рядов полок, то есть всего сорок восемь. Он начал с самого нижнего ряда на первой стене и сосчитал количество рядов, идущих вверх. Таким образом, восемнадцатый ряд оказался на середине высоты стены напротив двери.
У него сильно забилось сердце, когда он с облегчением обнаружил акт, на котором стояла дата 22 января 1498 года. Сунув листок под рубашку, мальчик бросился к окну. Он уже перекинул ногу через подоконник, когда услышал скрип ключа в замочной скважине.
Охваченный паникой, Марко понял, что вылезти в окно он уже не успеет. В отчаянии он не нашел ничего лучшего, как спрятаться под кроватью.
Комнату осветило мерцающее пламя свечи. Из своего укрытия Марко мог видеть тощие ноги сера Антонио, который расхаживал взад-вперед по комнате. Начальник канцелярии лихорадочно метался от одной полки к другой. Время от времени он выхватывал наугад листок, рассматривал его несколько секунд, потом перекладывал на более подходящее место.
Так он кружил по комнате минут двадцать, потом улегся на кровать. Марко почувствовал его тяжелое дыхание чуть ли не в нескольких сантиметрах от своей головы. Лицо мальчугана покрылось крупными каплями пота. В ужасе от того, что может с ним сделать начальник канцелярии, если обнаружит его здесь, он закрыл глаза и стал читать «Отче наш».
Через несколько минут храп оповестил его о том, что сер Антонио крепко спит. Марко выждал еще одну-две минуты, потом, не в силах больше терпеть, бесшумно дополз до окна. Как только Деограциас был готов его поймать, он прыгнул ногами вперед и исчез в темноте.
Как обычно, Гвиччардини не смог удержаться от громкого восклицания. Знаком он предложил собутыльникам пока сосредоточиться на выпивке. Когда шум в зале снова стал достаточно громким, чтобы никто не услышал, о чем говорилось за их столом, он воскликнул, на сей раз шепотом:
— Невероятно! Вексель подписан французским послом, кардиналом Сан-Мало!
— Такого я никак не ожидал! — добавил Макиавелли. — Но как, черт возьми, дель Гарбо мог его заполучить?
— Может, продал ему картину? — предположил Марко.
Гвиччардини развеял это предположение одним жестоким смешком:
— Что-то мне не верится. Чтобы такое важное лицо обратилось к подобному пачкуну? Если бы ему понадобилась картина для украшения своего дворца, он уж точно нашел бы художника получше. Как ты думаешь, Никколо?
Немного смущенный тем, что его признали самым умным, Макиавелли подумал несколько секунд, а затем покачал головой:
— Ты прав, Чиччо, дель Гарбо раздобыл вексель как-то иначе.
— Во всяком случае, — заметил Веттори, пристально разглядывая грудастую шлюху, — этот клочок бумаги, должно быть, очень важен, иначе зачем бы дель Гарбо его так тщательно прятал?
— Если карлик тратит столько сил на то, чтобы его заполучить, значит, он стоит гораздо больше трех сотен дукатов. Из-за такой ничтожной суммы не станут убивать трех человек.
Влияние канцлер-секретаря на его друзей становилось все более очевидным. Все признали за ним некое умственное превосходство, без сомнения, благодаря тем упованиям, которые возлагал на него Марсилио Фичино.
Разочарованный недавними политическими потрясениями, философ чувствовал себя потерянным в мире, который отныне стал для него чужим. Макиавелли представлял для него единственную надежду увидеть, что его философское наследие продолжится во Флоренции.
Наступившую тишину нарушила Тереза:
— Ну что, ребятки, как там ваше расследование?
— Двигается, Тереза. Сейчас мы уже знаем достаточно, чтобы нас убили после зверских пыток.
Как ни странно, на сей раз Тереза не ответила на выходку Веттори одним из тех тычков в спину, на которые она была мастерица. Приготовившись к удару, юноша уже втянул голову в плечи. За долю секунды на его лице напряженное ожидание сменилось удивлением, затем облегчением, которое испытывает осужденный, чью казнь отменили в последнюю минуту.
— Что ж, если дойдет до драки, зовите меня.
— Спасибо, Тереза, — поблагодарил ее Макиавелли. — Надеюсь, что нам не придется прибегнуть к твоей помощи. А пока выпьем за Марко, сегодня он выказал редкую доблесть!
Покраснев от такой похвалы, мальчик чокнулся со всеми. В его слипающихся от усталости глазах светилась гордость. Радуясь за своего подопечного, Деограциас положил руку ему на плечо — с его стороны такое проявление нежности казалось чем-то особенным.
Как всегда по вечерам, заведение Терезы было переполнено. От разгоряченных потных тел воздух стал душным и липким. В зале стоял такой гвалт, что приходилось почти кричать, чтобы быть услышанным. Шум делался оглушительным, стоило кому-нибудь из гуляк затянуть песню: сразу же в другом конце зала нестройные голоса пытались его перекричать. К счастью, такое состязание всегда заканчивалось объятиями, в которых винные пары мешались с мужской дружбой.
Полнотелая Тереза ловко пробиралась через это пьяное сборище. Держа кувшины с вином, она переходила от стола к столу, спорила с одними, смеялась с другими, осаживала наглецов и никогда не теряла того грубоватого добродушия, которое сделало ее заведение самым любимым злачным местом в городе.
— Что вы намерены предпринять теперь? — раздался странный голос Деограциаса.
— У нас нет выбора. Надо побольше разузнать о кардинале Сен-Мало.
— Ты хочешь, чтобы мы за ним следили, так ведь, Никколо?
— Именно. Мы будем следить за ним по очереди. Пока мы все равно больше ничего сделать не можем. Причем наши противники как можно дольше должны оставаться в неведении о существовании векселя. Надеюсь, Чиччо, ты будешь держать язык за зубами, не так ли?
Гвиччардини поднял глаза к небу.
— Как ты мог хоть на мгновение предположить, что я позволю себе проявить несдержанность? Да я лучше умру, чем выдам друзей!
— А может, надежнее будет отрезать ему язык? Для верности? — предложил Марко.
Не сводя с него взгляда, Гвиччардини провел пальцем по горлу мальчика. Марко застонал:
— Помогите! Подлый убийца покушается на мою жизнь! Спасите бедного ребенка от этого злодея!
Все закончилось общим взрывом хохота. Потом Марко, сраженный усталостью, прикорнул на плече Деограциаса и заснул. Невероятно бережно слуга обхватил ребенка своими огромными руками и унес из трактира.
