сказал:
— А ты, пожалуйста, не приказывай и не кричи!
Колесников недоуменно посмотрел на него.
— Если хочешь, мы проголосуем, кто за то, чтобы улететь, — продолжал Толя. — Хочешь или нет?
Колесников перевёл глаза на другие лица и всё понял.
— Не хочу, — сказал он уже совсем другим тоном. — Но вы это всерьёз? Здесь оставаться? — Он огляделся по сторонам, и, судя по его глазам, всё ему здесь было неинтересно и чуждо: и эти склонившиеся над водой цветы, и раскрывшиеся под жаркими лучами громадные голубые и алые кувшинки, и эта пускавшая яркие блики зеркальная гладь озера… Всё это, судя по его глазам, не заслуживало внимания.
— Придётся тебе, Колесников, подчиниться, — храбро сказал Алька. — Сколько можно гнать и гнать вперёд?.. Мы устали! Мы-то ведь не моторы, не двигатели какие-то… Мы-то ведь живые! Пора остановиться и подышать чистым воздухом… Я буду здесь рисовать, Толя — ловить бабочек, Лена — собирать цветы… Наверно, и Жора, когда проснётся, будет без ума от этой планеты. Здесь можно поваляться на траве, посмотреть в звёздное небо и подумать… Здесь так хорошо думается и дышится. И ты постарайся, Колесников…
И тогда Колесников схватился руками за голову и прямо-таки застонал:
— Как здесь можно жить? Ведь ни души вокруг! И ни одного дома! Ни одной автострады! Ни одной разумной машины… Я не могу… Я не вынесу всего этого… Ребята… — И он из твёрдого, уверенного в себе Колесникова превратился в маленького несчастного мальчика.
— Привыкнешь, — сказал Толя. — Алька прав.
Колесников потупился.
— Хорошо, и я поживу здесь… — едва слышно произнёс он. — Попробую… Ведь это ненадолго?
— Там увидим. — Алька опять прыгнул на сверкающий лист кувшинки; лист сильно закачался, и они поплыли от берега.
Колесников отвернулся от них и медленно побрёл по ярким, благоухающим цветам и травам к звездолёту.
Прошло три дня, и Колесников, тихий и задумчивый, почти не выходил из корабля; он молча ел с ребятами в салоне, почти не разговаривал, умывался в душевом отсеке, хотя остальные мылись и плескались в озере. Что касается Жоры, так он сразу же примкнул к ребятам, и теперь его хохот перекрывал смех других. Ребята гонялись друг за другом по берегу, кувыркались через голову, ныряли в воде и, конечно же, ловили для Толиного отца бабочек. Выяснилось, что год назад Леночка две недели занималась в кружке любителей чешуекрылых во Дворце юных в Сапфирном; этого срока было маловато, чтобы собрать приличную коллекцию, но вполне хватило, чтобы узнать, как их лучше ловить и аккуратно укладывать в бумажные пакетики. И ещё, оказалось, нужно обязательно записывать, где, когда и при каких обстоятельствах была поймана каждая бабочка. Так что охота на них пошла у ребят веселей. Между прочим, Леночка оказалась и самой быстроногой и, наверно, поймала этих бабочек столько, сколько остальные мальчишки, вместе взятые…
Пока ребята веселились, Колесников расхаживал по тесной рубке управления, напряжённо о чём-то думал, трогал ручки и рычажки, сигнальные лампочки и циферблаты или рассматривал звёздную карту. Или подолгу пропадал в отсеке двигателей…
— Похудел он, — сказал однажды Толя, — и на нас по-прежнему не смотрит… Как бы он не… — Толя осекся.
— Что «не»? — спросил Алька.
— Как бы он не заболел, — ответил Толя. — Я читал, что это бывает в космических путешествиях… Он даже среди нас одинок… Он знает, понимает и любит совсем иное, чем мы с вами, и не так, как мы…
— Что ты предлагаешь? — спросила Леночка.
— Надо лететь, ребята, — сказал Алька. — Он так осунулся, здесь ему всё не мило… Пожалеем его, а? Ведь он… Он, по-моему, не совсем такой, каким хочет казаться, и бывает добрым и мягким…
— И я так думаю иногда, — сказал Толя. — Засело в нём что-то с самого раннего детства и мешает быть другим… Пожалеем его! Летим! Впереди нас ждут никем не виданные…
— Затихни, — попросил Жора. — Сколько можно?
— А я останусь здесь! — вдруг сказала Леночка. — Улетайте без меня… Мне не надо ничего другого…
— Ты что, серьёзно? — Толя почесал свой рябенький от веснушек нос. — Как ты будешь одна здесь жить? Не страшно будет? Не скучно? И чем ты будешь питаться, когда съешь свою норму тюбиков?
Леночка опустила голову, потом вдруг отскочила в сторону, зажала в кулаке висевшую на шее сверкающую рыбку — ключ от звездолёта, и крикнула:
— Не дам вам его, и не улетите! — и побежала вдоль озера. — И не будет мне скучно!
— Это правда? — спросил Алька.
— Что ей не будет с нами скучно? — блеснул глазами Жора. — Истинная правда…
— Да нет, всё тебе шутить! — Отмахнулся от него Алька. — Что не улетим без ключа?
— Как же улететь, не заперев дверь? — сказал Толя. — В полёте должна быть полная герметизация. И потом, этот ключ автоматически включает электронную машину, разрешающую или запрещающую выход из звездолёта… Да и как же улететь без Леночки? Вы не огорчайтесь, Леночка скоро вернётся. Она ведь не дурочка и всё понимает…
— Ещё как! — подтвердил Жора. — Высший класс!
Леночка вернулась к ужину с огромной охапкой цветов в руках. Молча влезла в звездолёт и разделила охапку на несколько букетов. Первый букет она поставила в салоне, второй — в рубке, потом в отсеки ребят и только в отсек №1, где жил Колесников, не решилась поставить.
— Можно и тебе? — спросила она, сунув голову в отсек двигателей, где сидел Колесников с каким-то чёрным измерительным прибором в руках.
Он кивнул своим резким, похудевшим лицом и не сказал ни слова. Леночка поставила в узенькую вазочку в его отсеке три синих розы, вышла в салон и сказала:
— Ну что ж, летите.
Сняла с шеи и отдала им ключ с цепочкой.
— Это верно? Она так сказала? — Колесников вылез из отсека двигателей, обвёл глазами экипаж и так посмотрел на них, точно не верил, сомневался в правде её слов.
Толя ничего не ответил ему, спустился с ключом вниз, закрыл дверь и вернулся в салон:
— Давай старт.
И тогда Колесников окончательно поверил. Лицо его оживилось, глаза заиграли, рот восторженно открылся, и он закричал:
— Спасибо! Ур-ра! — и кинулся
