перевернутые кушетки, брошенные пожелтевшие листы бумаги, пыль и кровь, разбросанные по полу пачки от медикаментов, восновном пустых. Местами лежали застывшие тела в белых халатах с черными мумифицированными лицами. После катастрофы людей некому было хоронить. Однако до появления охотников тут, бывали жители Крестовского и не раз, правда приходили они не для упокоения усопших, а для спасения живых, хранилища, заполненные лекарственными препаратами, были тогда ценнее золотых кландайков.
Пустота и тишина витали в этих коридорах. И запах сырости и плесени. Крыша здания либо прохудилась, либо разрушена взрывом, на многих стенах виднелись желтые водяные потеки, а местами пятна черной плесени. Штукатурка облупилась, а плитка на стенах в вестибюле отвалилась от стен, почти что в шахматном порядке - это мороз постарался. Впрочем, картина привычная, для обывателя пост апокалиптического мира. После гибели человечества, постепенно погибало и то, что оно так тщательно и бережно создавало.
Долго задерживаться тут он не планировал времени было мало, а впереди предстояли долгие поиски необходимых лекарств. Обратно он не мог вернуться ни с чем, на кону стояла жизнь его дочери.
В мрачных, почти неосвещаемых коридорах, ему пришлось воспользоваться фонариком. Свет сюда попадал лишь через распахнутые настежь двери кабинетов.
В них он заходил осторожно, постоянно прислушивался, перешагивал разбитые стекла, которые предательски скрипели на кафельном полу. Сперва выставлял в дверной проем дуло помпового ружья, остерегаясь того, что внутри его может подстригать таже картина, как и на парковке. Но кроме беспорядка, перевёрнутых стеллажей и разбросанных бумаг, ничего не встречалось.
Перед тем как покинуть Крестовский он вызубрил нелегкие названия лекарств и теперь постоянно повторял их в голове, ища похожие на стеллажах и полках в кабинетах. Одна из дверей оказалась забаррикадированной изнутри и не поддавались на лёгкие толчки плечом. Что-то тяжелое, подпирало с той стороны, возможно там могли лежать не тронутые лекарства. Однако желание попасть внутрь пропало после того, как луч фонаря скользнул по пожелтевшей от сырости, некогда белой табличкой, надпись на которой гласила "бухгалтерия". Он подумал, что возможно за этими дверями когда-то скрывался человек переживший самый кровавый геноцид за всю историю человечества. Пусть его убежище так и останется не тронутым, лекарств там он все равно не найдет.
В одном из помещений, с табличкой процедурная, Мише удалось отыскать несколько пачек нужных ему препаратов. Стеклянная витрина, состоящая из четырех стеллажей, оказалась опрокинута и превратилась в груду битого стекла, и металлический каркас. Под, блестящей стеклянной крошкой, скрывались заветные упаковки зелёного цвета. Он руками разгреб осколки достал две коробки, начатый блистер и пару ампул. Благо прочные армейские перчатки спасали руки от порезов.
Улов оказался небольшим, для лечения только Кати возможно хватит, но ведь он не просто так добирался в такую даль, в его планы входило набить рюкзак под завязку, дабы закрыть проблему с лекарствами на месяцы вперёд.
Он старался не думать о башне, дабы не давать разыграться воображению, думать о том, что жнецы могли вернуться, или уже сейчас твари собрались в полчища и снова штурмуют остров. Пусть будет так как было до этого, он вернется на остров, обязательно вернется.
Костя рассказал ему о том, что верхние этажи, скорее всего уже обнесли и в кабинетах найти ничего не удастся, но Миша все-таки попытал удачу, в надежде, что ему не придется спускаться в темные подвалы больницы, где находились крупные хранилища препаратов.
Побродив некоторое время по коридорам, переходя от одного кабинета к другому, он вернулся обратно в вестибюль. К тому времени небо полностью заволокло черными тучами. В рюкзаке у него было лишь пару упаковок нужного ему фромилида. Наполовину начатая упаковка с ампулами дюжина инсулиновых шприцов и несколько пачек обезболивающего.
«Чтож, этого мало, - подумал он, - как бы мне не хотелось, придется спускаться»
Костя упомянул, что картина в подвале его встретит не из самых приятных.
В вестибюль он вернулся не просто так. Тут, рядом с пожарным шкафом, ярко красного цвета, висел эвакуационный план здания, спрятанный под оргстеклом. На нем был вычерчен каждый закоулок здания, вместе со всеми этажами и подземными сооружениями. Стрелочки указывали направление движения по ним в случае чп.
Подходя к плану, он чуть не споткнулся о размотанный по полу, брезентовый пожарный шланг, который тянулся от шкафа.
Другой его конец пропадал в темноте коридора уходящего в глубь здания, по правую руку от Михаила. Там не имелось не одной двери, или окна, через который мог попасть свет и на плане он обозначался как переход между двух блоков.
В луче фонаря Миша увидел черные как смоль потолок и облупившуюся краску, вздутый потемневший паркет. В глубине на полу лежала толи груда тряпок, то ли тела погибших, почерневшие от копоти разразившегося тут пожара.
Мишу это сильно раздосадовало. Он подумал, что если пожар начался снизу, либо отсюда добрался до подвалов, то вся его вылазка идёт коту под хвост. Хранилища с припасами могли полностью выгореть, вместе с его надеждами. Однако Костя не упоминал о том, что в больнице был пожар. Он был здесь ещё до появления охотников, в относительно безопасный период времени и наверняка прошерстил каждый коридор. Но ничего о случившемся ЧП он не знал, или просто не упоминал, а это значило лишь одно, либо пожар случился уже после, либо совсем недавно.
Его размышления прервал неожиданный шум, донесшийся с улицы. Шорох листьев, клацанье когтей по бетону, тяжёлая поступь широких лап. Миша сразу потушил свет и нырнул в темноту коридора, вздувшийся паркет захрустел под ногами, он прислонился к стене, тут же измазавшись в саже, и замер.
Выглядывая из укрытия, всматривался в освещенную улицу через пустые витражи вестибюля. Шаги на мгновение замерли, а затем снова продолжили движение. Он отчётливо услышал тяжёлые вдохи, воздух со свистом наполнял лёгкие существа, которое ещё не показалось на глаза. Охотник, вынюхивал след и тот вел его по верному пути, в сторону вестибюля, туда, где скрывалась его добыча, такая лакомая, мысли о которой завязывали пустые кишки узелком.
Хрустнули осколки стекла, которыми был усыпан кафельный пол у входа и в проеме дверей показалась морщинистая серая морда. Ноздри широко раздувались, Охотник водил глазами по сторонам, четыре глаза вращались хаотично, передавая изображений вокруг, практически на триста шестьдесят градусов. Он определял нужное направление, словно ориентируясь по некоему навигатору, установленному в мозгу, а тот в свою очередь ориентировался на маячок, висящий на жертве, позволяющий навигатору прокладывать верный маршрут.
Маячком этим был запах тела и пота, который как на зло именно в
