– Здравствуйте, – доктор предельно вежлива и улыбчива. Сухенькая женщина лет сорока с морщинками у глаз. У меня Света Лаврентьевна сразу вызывает доверие. Спокойная и размеренная. Таким веришь. Она смотрит поверх своих очков и указывает на кушетку, – ложись, посмотрим. Наташа сказала, случай экстренной важности, – она заулыбалась.
– Да, – я легла на кушетку и задрала майку, – у меня вся жизнь решается.
– Так, – врач выдавила мне на живот прозрачный вязкий гель и начала водить датчиком, – решилась твоя судьба уже пару месяцев назад, Соня. Вот смотри, – она указала на точку на экране, – плод еще совсем небольшой, но сомнений никаких. Оставлять будешь? – она покосилась на меня.
– Да, – я прикрыла глаза, – Светлана Лаврентьевна, только я недавно пила. Я не знала же.
– Не очень хорошо, – она нахмурила, – больше так не делай. И никаких сигарет, если куришь.
– Нет, – я покачала головой.
– Хорошее питание, никакого фастфуда.
– Хорошо.
– Вот направление на анализы, расписание приемов и узи, – она протянула мне бумаги, – жду в следующий раз, Соня.
– Спасибо, – забираю все бумаги и выхожу из кабинета следом за Наткой, – точно беременна, – ноги не держат, и я падаю в кресло для посетителей рядом с дверью. Внутри ребенок. Веду дрожащей рукой по животу. Самый настоящий.
– Я же говорила, – Натка эмоционально размахивает руками, – будущая мать.
– Да, – заторможено встаю и иду на выход, – я прогуляюсь, – забираю в раздевалке пальто и шапку, закутываюсь потеплее, – мне надо подумать.
– Хорошо, я буду ждать дома, – подруга на прощанье сильно прижимает к себе, – ты справишься, Соня.
– Справлюсь.
Выхожу из клиники и прогуливаюсь вдоль Невы. Ледяной ветер забирается под пальто и заставляет дрожать. Беременна. На самом деле. Не шутка.
Ренат так этого хотел, мечтал. Я видела по нему, как сильно он хочет семью и ребенка от меня. А я противилась. И что в итоге? Он все равно станет отцом моего ребенка.
Только никогда не узнает об этом.
Глава 21 Даже в мыслях я всегда бежала от возможности, что буду беременна. Что у меня будет ребенок. Мне всегда казалось, что это не для меня. Я еще не готова, не созрела, точно не смогу. Мне не хватит терпения. Во мне нет нужной ласковости, нежности, необходимой ребенку любви.
А материнский инстинкт? Что-то мне подсказывает, что у моей матери он так и не включился. Иначе, если любовь к ребенку выглядит так, как это было в моем детстве – то детей вообще рожать не стоит.
И самым огромным сюрпризом для меня стало то, что все это материнское во мне проснулось сразу. Вот в тот самый день. Как только мысли улеглись, и факт беременности стал неопровержимым, я четко осознала – я все сделаю правильно. У меня внутри малыш, маленькая жизнь. Мальчик или девочка, неважно.
Каждый день с трепетом глажу свой живот, радуюсь тому, как он растет. Прислушиваюсь к шевелениям и толчкам. Слежу за малейшими изменениями. Вся моя жизнь сосредоточилась на том человечке, что у меня внутри.
Я уже с большим нетерпением жду нашу встречу. Накупила специальных книг, одежды и игрушек. Хожу на курсы для беременных и йогу, много работаю. Новое состояние вызвало настоящий творческий взрыв и Натка то и дело меня останавливает и заставляет отдыхать, приводит новых помощников.
– Андрей, аккуратнее. Да что ты делаешь? – кладу ладонь на круглый живот, а кулаком машу в сторону рабочего, – ты же вверх ногами вешаешь.
– Да? – Здоровенный парень смотрит на большое полотно три на три из мозаики и чешет шею, – а я думал, верх там.
– Да как он может быть там? – кипячусь я, – да ты посмотри.
– Куда? – он бегает глазами по рисунку и явно не догоняет. Отходит ко мне, принимает позу ценителя и смотрит издали, – ну, точно, – важно кивает.
– По диагонали вешай, – шиплю я ему, – если нихрена непонятно, так пусть будет еще непонятнее.
– Тихо-тихо, Сонечка, – он оборачивается на меня и кивает на животик, – не волнуй золотко внутри себя.
– По диагонали, – барабаню пальчиками по животу, чувствуя движение внутри, – там тоже решили, что так будет лучше.
– Ну, раз там так решили, – Андрей выразительно смотрит на живот, потом на остальных рабочих, – тогда вешаем по диагонали.
– А резиновую Натку куда? – двое вкатывают тележку с накрытой под скульптурой.
– В подвал пока, – оглядываю парней предупреждающим взглядом и киваю на нее, – чтоб не трогали.
– Ой не знаю, – один стаскивает покрывало и плотоядно рассматривает голую резиновую розовую Натку в позе кошки, – она же для нее позировала. Тут все как в натуре, – нежно проводит ладонью по заднице.
– Мы тут поспорили, кто первый доберется, – рабочие окружили скульптуру и рассматривают, – ночь, зал, Натка.
– Да вы охренели, это же искусство, – расталкиваю парней и накрываю скульптуру покрывалом, – чтоб даже не думали.
– Натка сказала, что там все как у настоящей. Можно даже присунуть, выходит?
– Вот именно, – чеканю я, – как у настоящей, а знаешь что у настоящей не целованной девочки там?
– Целка. Черт, Соня. Нельзя такое мужчинам говорить.
– Больные. Эта скульптура выражает право женщины на свободу быть собой в современном обществе. Красивой, раскрепощенной, порочной снаружи и при этом девственной и целомудренной внутри. Если покупатель потом мне скажет, что скульптура испорчена, платить будете из своего кармана.
Про себя хочется смеяться. Ничего эта скульптура не выражает. Натка стребовала ее сделать и все на этом. Современное искусство оно такое, каждый видит в нем что хочет и смысл можно найти даже там, где его изначально нет. Хотя, как и не найти там, где все о нем кричит.
– А вот это уже аргумент, – парни разочарованно тащат ее обратно в подсобку.
Я только качаю головой. Как дети.
– Соня, – сзади раздается осторожный оклик совсем рядом, и я оборачиваюсь. Сердце ухает вниз.
– Тимофей? – глаза жадно бегают по нему. Лицо, грудь, руки. Все такой же, – что ты тут делаешь?
– Что ты тут делаешь? – он осторожно подступает, – где Ренат?
– Я одна, – накрываю живот ладонями, – мы развелись, еще полгода назад.
– Как? – он ошарашенно рассматривает меня, живот, смотрит в лицо, – почему? Это его?
– Давай не здесь, ладно, – я кошусь на рабочих, которые уже навострили уши в нашу сторону, – здесь кафе рядом.
– Хорошо, – он отмирает и отрывается от моего живота.
Я набрасываю плащ на плечи и выхожу из галереи, Тим молча следует за мной. Теплое весеннее солнышко греет спину, и я даже не застёгиваюсь. Наконец, можно не кутаться. Мы располагаемся в кафе напротив, и я заказываю чай.
