Почти погребенный под тремя пышногрудыми девицами, карабкавшимися ему на колени, Кастор, уже совершенно опьяневший, заставлял ласкать себе бороду и покусывать уши, левой рукой он держал чашу с вином, правой обследовал пышную грудь одной из девиц и в то же время громко провозглашал тост:
— И пусть Аполлон подарит долгие годы моему хозяину!
* * *
— Ты едва не утопил меня! — садясь на лошадь, возмутился Кастор, с которого все еще стекала вода.
— Понадобилось холодное купание, чтобы развеять винные пары! — пояснил Аврелий с олимпийским спокойствием.
Гораздо менее мирным выглядел он еще совсем недавно, когда тащил александрийца к поилке, а потом долго держал его голову под струей, к вящему веселью девиц из таверны, прежде чем перекинуть поперек лошади, словно мешок с зерном.
Они уже поднялись на холм, когда секретарь пришел наконец в себя и принялся довольно вульгарными выражениями и жестами призывать в свидетели случившегося всех богов Олимпа, а также большинство морских и речных божеств.
— Да будет тебе известно, я удержу из твоего весьма внушительного жалованья шесть золотых, которых по твоей воле лишился, — заявил Аврелий, забавляясь возмущенными криками александрийца.
Стоило потратить эти деньги, чтобы преподать ему урок. Если бы Кастор не был порою столь незаменимым, патриций велел бы побить его палками или посадить в тюрьму за гнусный обман. Но, услышав, как тот произносит имя Спартака,[44]он миролюбиво улыбнулся ему:
— Что ты такое говоришь, Кастор?
— Да нет, ничего, господин, просто размышлял о горькой судьбе великого героя, погибшего в борьбе с превосходящими силами…
— И давно ты восхищаешься этим неотесанным гладиатором? Ты же всегда утверждал, что Спартак действовал как болван, выступив против легионеров, вместо того чтобы скрыться в Галлии, пока еще было время!
— После холодного купания, какое ты мне устроил, я смотрю на вещи с другой точки зрения: если бы мужественный фракиец победил легионеров, то пару часов назад не моя голова была бы в поилке, а твоя!
— И тем не менее, я действовал ради твоего же блага, дабы ты протрезвел.
— И добился своего, патрон, даже перестарался! От холодного купанья я полностью потерял память, а ведь, кажется, что-то должен был тебе сообщить…
«Это хитрость, уловка, чтобы не возвращать деньги, заморочив мне голову бессовестными выдумками», — подумал Аврелий и твердо решил не поддаваться.
— Если бы я снова сунул тебя под воду, в голове прояснилось бы? — спросил он, указывая на грязную лужу у дороги.
— Знаешь, господин… я изо всех сил напряг память и припомнил кое-что. Хозяйка этой финикийской таверны, где я усерднейшим образом вел расследование, пока ты не обрушился на меня, переехала в Кумы недавно. А прежде она некоторое время жила в Неаполе, где у нее тоже была таверна. Среди тамошних посетителей ей особенно запомнился некий Невий: не очень надежный клиент, не слишком аккуратно плативший. И вот недавно, приехав в Неаполь, она случайно снова его встретила. Похоже, теперь он просто набит сестерциями. Невий объяснил свое новое положение намеком на некую корову, которая начала наконец давать молоко!
— Отлично, Кастор! — не выдержал патриций.
— Простил, значит? — улыбнулся грек, приободрившись. — В сущности, я же не виноват, что ты позволил этому мошеннику водить себя за нос!
— И ты станешь утверждать, вероломный, будто совершенно тут ни при чем? — спросил хозяин, строго глядя на него.
— Мой язык на замке, господин, и я скорее дал бы перерезать себе горло, чем выдал бы твои секреты. И все же…
— И все же? — вскипел Аврелий, ожидая признания предателя.
— Знаешь, я забеспокоился о тебе и у входа в пещеру сивиллы обратился с мольбой от твоего имени к Аполлону, покровителю прорицательницы.
— И что же?
— Горячо молясь, я, возможно, невольно произнес что-то вслух, и, наверное, как раз в это время кто-то проходил мимо… Кажется, я даже припоминаю высокого старика в белом, который поспешно удалился. Но уверяю тебя, я ни словом не обмолвился с ним!
— Кто же дал тебе эти золотые в таком случае? — пожелал узнать сенатор.
— Это честно заработанные деньги, патрон! Я получил их в обмен на совет о некоторых усовершенствованиях, какие стоило бы произвести в пещере: существует простой способ поднять треножник прорицательницы. Для этого нужен всего лишь несложный потайной механизм, и тогда она будет появляться, словно летя по воздуху. Жрецы Амона, прекрасно понимавшие, что глаз тоже нужно радовать, были настоящие мастера на такие уловки.
— Хитры, ничего не скажешь!
— Столь же хитры, сколь и мстительны. Никогда не забуду, как ты спас меня из их лап… Ну что, друзья, как прежде? — заискивающе улыбнулся вольноотпущенник.
— Только если ты сообщил мне действительно все, что узнал. Разумеется, если бы ты вдруг вспомнил что-нибудь еще, я скорее пошел бы тебе навстречу и вдвое сократил бы сумму, потерянную из-за твоих неосторожных молитв, или же сделал бы тебе небольшой подарок… — сладко пообещал хозяин.
— Ладно, тогда слушай: среди пророчеств сивиллы нет и следа того предсказания!
— Что? Откуда ты знаешь?
— От жреца в белом.
— С которым ты не обмолвился ни словом, да? — вскипел патриций.
— Патрон. — Кастор развел руками, нисколько, однако, не смутившись. — Когда какие-то сведения невозможно купить, их пытаются обменять на другие. И результат того стоит!
— Выходит, предсказание поддельное, — заключил Аврелий.
— Не скажи. Вокруг Аверна много пещер, и в одной из них долгие годы жила совершенно одичавшая старуха, она давно уже умерла, местные жители считали ее очень хорошей гадалкой. Похоже, Аппиана больше доверяла ей, чем сивилле. Такое пророчество могла сделать именно эта старуха. Переедем сейчас за гору, и я покажу тебе ее прибежище.
— Мы направляемся не на виллу, Кастор, — сказал сенатор. — Раз уж мы пустились в путь, мне хотелось бы разыскать Невия. Очень интересно узнать, как поживает этот несчастный — бывший супруг Елены.
— Но он же в Неаполе! — простонал александриец.
— Вот именно. Поворачивай коня!
— Так ли уж это необходимо? — попытался отговорить его слуга. — Там без конца происходят землетрясения, и над городом навис ужасный вулкан.
— Давно потухший. — Его хозяин был тверд. — Всего лишь безобидная вершина.
