в одном зале — по рекомендации Сергея Андреевича, считающего классический стиль борцовской школой, я ходил постигать их азбуку. Но сам отродясь этот прием не только на соревнованиях, но даже и на занятиях не применял.
Но именно его интуитивно я и применил в качестве контрмеры. Мы рухнули на ковер вместе. Лишь Лютви да я знали, к чему могла привести его инициатива через мгновение. Я коснулся лопатками обкладных матов. Произойди то же самое на помосте, инерция движения (ее чрезмерность и тут готова была сыграть с Ахметовым злейшую шутку), закрученность полусуплеса позволили бы мне выйти наверх. Еще миллисекунда, и картина оказалась бы иной. Тушированным мог оказаться болгарин. Борцы не имеют права обманывать себя в таких случаях. Они обостренно чувствуют ситуацию. Мы же оба участвовали в ее сотворении. И в поединке наступил перелом.
Болгарин, мне показалось тогда, оказался безоружным. Мое превосходство в прямой стойке и действиях ногами он, видимо, признавал еще до боя. Тем более что с моих предыдущих поединков тут на стадионе он не спускал глаз. Считал, вероятно, что сильнее меня в атаках с расстояния. Попробовал и убедился, что и тут его подстерегает опасность.
Лютви не пытался больше серьезно атаковать, видимо, решил, что уж лучше респектабельная ничья, чем худший исход.
Ничью и зафиксировали арбитры.
Лютви, с которым у меня было еще впереди несколько ничейных поединков, все же уступал — не мне лично как борцу, а представителям иной, более новаторской борцовской школы. Он, по-моему, был самым ярким воплощением устаревшего течения, которое превыше всего в тяжеловесе ценило вес и силу. Считалось, что если у атлета есть и то и другое, то он готовенький чемпион. Успех в дальнейшем зависел от волевых качеств. Бедность технической оснащенности таких богатырей не принималась в расчет. Они были неповоротливыми, не особенно выносливыми. Эти недостатки считались свойственными «тяжам». Борцы такой формации владели одним, редко двумя-тремя приемами. Многие откровенно выталкивали соперников за ковер. Их у нас и прозвали толкачами. Лютви помимо свойственных его школе качеств обладал природной резкостью и необычайным мужеством. Именно благодаря сильному характеру он для меня останется лучшим представителем старого направления подготовки тяжеловесов.
В 1965 году чемпионат Европы по вольной борьбе проходил в Карлсруэ (ФРГ). За сборную СССР в тяжелом весе после многих лет выступал Медведь, а я на этот турнир приехал в качестве специального корреспондента газеты «Советский спорт». Наши взаимоотношения с Александром не были безукоризненными. Ему все труднее давалась сгонка веса, и тренерский совет решил вновь испытать его в амплуа тяжеловеса на предстоящем международном турнире.
Таким образом заочное соревнование между нами вступало как бы в новую фазу.
Перед Сашей стояла задача выступить на нем лучше, чем мог, допустим, сделать это я. Взойти на высшую ступеньку пьедестала почета считалось обязательным, но он должен был лучше бороться с моими соперниками. У кого я, допустим, выигрывал по баллам, у того он должен был выиграть чисто.
Вот в общих чертах суть этого заочного соревнования Медведя со мною.
Европейский турнир уступает по накалу мировому. Кроме того, в который раз закапризничал Вильфред Дитрих. Он отказался выступать у себя в ФРГ. Но помимо зеленых юнцов и разного пошиба середнячков на турнире был Лютви Ахметов. Александр готовился больше всего именно к поединку с ним.
Лютви начал соревнования неудачно. Какой-то молодой тяжеловес из ФРГ, заменивший в команде Дитриха, прошел наобум к его ноге. Болгарин упал, упал неудачно: повредил плечевой сустав. Должен был сняться. Зачем ветерану позориться? Нет, смотрю, на следующее утро вновь пришел на взвешивание, его фамилия из протокола не вычеркнута. Значит, решил продолжать соревнование.
Несмотря на то что руку приходится волочить, схватки выигрывает. Но видно, как сдал Лютви. Постарел за эти несколько лет. Не внешне… Он не меняется. Утрачено что-то в сердцевине. Иссяк запал, нет прежнего азартного блеска в глазах. От полуудач, что ли? На смену «золоту» пришло «серебро».
Турнир подходит к концу. Под трибунами, где разминаются атлеты, становится свободнее. Остались лишь те, кому можно рассчитывать на медаль. Болгарину не выиграть чемпионата. Это ясно всем. И, наверное, отчетливее других понимает это он сам. Уже на ковер вызвали полутяжеловесов для финальных схваток. За ними потянулись тренеры, массажисты.
Ахметову выходить в последней паре. Он кружит вокруг нашей небольшой группы, в центре которой разминается Медведь. Александр настраивается на свой решающий бой, ни на кого не глядит. Чувствуется, что внутри у него все клокочет от нетерпения. Раздражает его что-то, наверное, присутствие Ахметова. Тот рядом делает петли, — все ближе и ближе. Александр предпочитает встретить соперника лицом к лицу только на ковре.
Непонятное волнение передается и мне. Должно что-то произойти. Но что?!
Ахметов садится на груду матов. Баюкает плечо, унимая боль. Каково ему? Шансов на золотую медаль абсолютно никаких — опять второй. На сей раз в тени Медведя: ничьей тут и не пахнет. Пойдет слух, что проиграл не тяжу, а чуть ли не «мухачу», пришельцу из другой весомой категории.
Ахметов смотрит в нашу сторону. Смотрит-долго, не отрываясь; кряхтя, встает, переминается, опять садится, но снова поднимается и идет к нам. Останавливается напротив Александра близко-близко и что-то говорит, путая болгарские и русские слова. Саша, не прекращая наклонов, слушает Лютви. Улавливаю суть дела: «Ты сильнее», понимаешь, последняя моя схватка. Ничья делает тебя чемпионом… Понимаешь?!» Несмотря на дикость ситуации, в голосе Лютви нет просительных ноток. Кто бы мог подумать, что он окажется способен на подобные слова. Видно, с каким трудом он их выдавливает из себя. Если Ахметов действительно решил покинуть ковер, то уходить с проигрышем ему не хочется. Ситуация ясна, и все же я, невольный свидетель этого разговора, поражен: раньше его уговаривали не класть, теперь он сам оказался в этой незавидной роли. С его-то характером! И если Лютви решился на такое, значит, действительно бросает спорт. А ветерану, наверное, хотелось бы спеть свою «лебединую песню» по-молодому, в полный голос, красиво…
Александру кровь приливает к лицу. Он отводит глаза. Провалиться бы ему сквозь землю, убежать от необходимости сказать «да» или «нет». Ахметов ждет ответа. Саша отрицательно мотает головой, не в силах разжать рот, поворачивается спиной к Лютви. Болгарин уходит, грузно ступая. Мы молчим, стараясь не глядеть друг другу в глаза.
…Возвращается болгарин
