class="p1">— Не следует отчаиваться, Арника.
Служанка проводила меня в гостиную. Принесла поднос с чайничком, подала печенье, вот только хозяйка дома компанию мне не составила, нарушив все правила этикета.
Я не стала прикасаться к угощениям, осмотрелась в гостиной и вышла в сад через стеклянные двери.
Неспешно прогуливаясь по дорожкам, обогнула дом и наткнулась на открытое окно, из которого доносились сварливые крики тётки:
— Почему она? Почему они, эти проклятые мятежники, не передохли? Тогда бы титул перешел к моему отцу, и наша дочь поехала на отбор!
— Верта, хватит!
— Но я так мечтала об этом! Рия — милая девочка, не лишенная очарования!
— Даже если бы титул каким-то чудесным образом достался тебе, это не прибавило бы нашей дочери и капли древней крови, как и ценности в глазах принца.
— Не смей грубить мне!
— Даже не думал. Я лишь констатирую факт, что уже ничего не изменить, поэтому изволь взять себя в руки и выполнять обязанности хозяйки дома.
— Ты такой жестокий, Жеар, черствый, как сухарь!
— Я реалист. И дальновидный, в отличие от тебя. А не будь я таким, Верта, ты бы находилась едва ли в лучшем положении, чем эта девочка. Забыла, какой нищей была, когда выходила за меня?
— Как ты смеешь напоминать мне об этом? — взвилась тетка.
— Как хозяин этого дома, как твой муж и как отец наших детей!
Дальше я слушать не стала и, не прощаясь, покинула негостеприимный особняк.
Вернулась на постоялый двор совершенно опустошенная. И пусть всё так, я почти достигла цели. Осталось добиться аудиенции у Эйнера Огнерожденного. И я сделаю это.
Глава 17
Утром нас разбудил встревоженный стук хозяйки дома — меры Августы.
Старушка прибежала, чтобы сообщить, что некие господа Агари ждут меня в гостиной, дабы сопроводить куда-то.
Мне потребовалось время, чтобы прийти в себя. И пока я спешно одевалась, вернулся любопытный Венечка.
— Тётка Верта злющая, как прислужница Мрака. Зато слуги сундуки таскают, что свист стоит. — Он не скупился на обидные сравнения, ехидно описывая нашу родственницу, однако по тому, как братишка перекатывался с пятки на носки и покусывал костяшку пальца, я подметила: за бравадой Веня скрывает волнение.
— Она тебя обидела?
— Нет, — тряхнул он головой. — Она меня даже не видела.
Я заправила рыжеватую прядку за красное ушко брата. Если не выспрашивать, сам расскажет, что его волнует.
И верно, после короткого молчания и внутренней борьбы Венька посетовал:
— Пожалуй, Ник, я погорячился, заявив, что хочу служить у неё.
Вот же Венька — прохвост! Сразу чует, что пахнет неприятностями. Однако проучить немного маленького упрямца, возомнившего себя взрослым, в воспитательных целях надо.
— Боюсь, Вень, я теперь не успею отправить тебя домой. А если поручу это тётке, ты пойдёшь домой пешком.
— Угу, — хмуро отозвался братишка. — По ней видно, что она гадкая.
— Ничего! Ты же уже взрослый, можешь искать работу… — поддела, припоминая его же слова, сказанные в запале.
Веня поджал губы, часто заморгал, пытаясь скрыть подступившие слёзки, а потом горестно заканючил:
— Никочка! Ты же добрая! Очень добрая! Позволь мне остаться здесь! Я буду помогать старикам. Они не будут против!
— А если чета Важенов откажется? — Покачала головой, будто уже услышала отказ. — Нет, только к тётке Верте.
— Никочка! — Венька бухнулся на колени, схватил меня за юбку. — Позолоти им ручку. Они согласятся. Ну, Никочка!
— Ладно, — Взъерошила я его макушку. Хотела прочитать наставления, но в дверь так забарабанили, словно хотели снести.
— Арника Лармот вир Эттен Мартийская! Открой! Не заставляй нас ждать!
— Злыдня явилась. — Насупился Венька. И пока я открывала дверь, братишка успел вылезти через окно на крышу, только бы не встречаться с нашей родственницей. Его внезапная вылазка напугала голубей, и они, громко хлопая крыльями, стаей взмыли в воздух.
— Арника Лармот вир Эттен Мартийская! — Тётка влетела в комнату, брезгливо оглядела скромный интерьер. — Живёшь, как простолюдинка. Ещё и нас заставляешь ожидать в этом хлеву.
— Милая тётушка, не стоит расстраиваться. Как крестьянка я живу временно. А вот вы себя ведёте как крестьянка постоянно. Где ваше воспитание? Всех голубей криком распугали. — В зеленом платье с темными вставками она походила на пиявку.
— Молчи! — Тетя Верта замахала рукой в белой кружевной перчатке, высокомерно скривив тонкие губы. — Подумать только, выжившая из ума старуха предложила нам чаю.
— Мере Августе стоило оставить вас ожидать у ворот, дабы не оскорблять вас своим гостеприимством? — С обманчивой покладистостью поинтересовалась я, уже сто раз жалея, что совершила глупость, написав сварливой родственнице.
— Хамка. Вылетишь с отбора, поговорим. — Тетя Верта растянула губы в улыбке, наполненной ядом.
— Желаете провала? — Склонила я голову, с холодной полуулыбкой на губах. — А как же ваша выгода?
— Было бы выгодно, если бы ты не появлялась! Никогда!
— Померла, чтобы передать вам титул? Увы, тётушка, у Светлой на меня другие планы.
За дверью раздались тяжелые шаги. И прежде чем увидеть дядю Жеара, мы услышали его голос:
— Решили отравить друг друга ядом? Напомню, убийство претендентки карается смертью. Поэтому, Верта, поумерь рвение, и давай займёмся тем, ради чего приехали.
Пока тётка пребывала в осмыслении сказанного, дядя огляделся, подошёл ближе. При каждом его шаге пол скрипел так, будто вот-вот проломится под ним.
— Ну, здравствуй, дорогая племянница! — Он изобразил полупоклон.
— Правильнее сказать, драгоценная! Учитывая, какие траты нам предстоят. Мы разоримся! — Тётка схватилась за голову, изображая отчаяние. Чтобы больше походить на жертву, она сложила брови домиком и всхлипнула. — Целое состояние на тебя ухлопаем! Куда смотрит Светлая, минуя достойных? А как же Рия, моя девочка?
— Успокойся, дорогая. Наша девочка ещё мала для отбора. Так что не начинай. Лучше перейти к делу.
— Но мои наряды! От себя отрываю. Всё ради неблагодарной девчонки!
— За твою доброту получишь новые. Но! — Выставил дядька палец в предостережении и помахал им перед носом супруги: — Не дороже тех, что получит племянница.
— Жеар!
— Дорогая Верта?
Между супругами состоялась бы перепалка, если бы на пороге не раздалось покашливание.
— Лиер Агари, чай, варенье. — Мера Августа, дразня мою грубую родственницу, поставила перед дядей поднос. — Угощайтесь. Очень вкусное.
— Благодарю, — дядя
