– Один, – вздохнул бомж, заверив Топольского, что со всеми делами он справится один, без помощников. А сам подумал о деньгах. Делить с кем-то эти три тысячи не хотелось. Прикинул, сколько на них можно взять водки. Даже в голове помутилось. Вот повезло ему сегодня! На свалках так не подфартит…
– Я сейчас. Только переоденусь, – засуетился пьянчужка, но Топольский поторопил его:
– Поехали. Я тебя переодену.
Машина его стояла за углом.
Когда они вышли из подъезда, Топольский повел соседа не по тротуару, а под окнами, прямо по газону, чтобы жильцы не видели его выходящим из дома.
«Меньше видят, меньше знают», – решил маньяк и для большей предосторожности пошел быстрее.
– Иваныч, ты во мне не сомневайся, – садясь в машину, заверил его пьянчужка.
Топольский рассмеялся. Скоро этому человеку предстоит умереть, а он и не догадывается.
– А я в тебе и не сомневаюсь…
* * *
Едва они выехали за город, Топольский остановился.
– Ты чего, Иваныч? – озабоченно спросил пьяница и впервые взглянул на Топольского с беспокойством. Кажется, он что-то почувствовал, но было уже поздно. – Где же твоя дача? – он заерзал на сиденье, тревожно поглядывая в окна и нарочно не встречаясь взглядом с Топольским.
Маньяк улыбнулся и достал из кармана заранее приготовленный шприц.
– Это чего, а?
– Один укол. Только один, – захохотал Топольский и ударил ребром ладони пьянчужку по шее. Тот на мгновение вырубился.
Топольский, не торопясь, закатал рукав его рубашки и сделал укол. Пустой шприц он выбросил в окошко.
– Так-то лучше, – весело произнес маньяк. – Теперь ты не станешь задавать ненужных вопросов и примешь смерть без страха.
Съехав с шоссе на обочину и спрятав машину в кустах, Топольский быстро разделся и переодел пьянчужку в свою одежду. Сам оделся в заранее приготовленный в багажнике костюм, в котором раньше занимался бегом на стадионе. Этот спортивный костюм всегда нравился ему. В нем он чувствовал себя комфортно.
Одежду убитого, скомкав, бросил в багажник. Потом вывел машину на шоссе и усадил пьянчужку на водительское место. Хихикнул.
– В такой машине сидишь…
Хотя по шоссе к поселку Красная Сосна машин обычно проезжало немного, маньяк опасался быть замеченным и потому торопился. Он быстро достал из багажника дипломат и тридцатилитровую канистру с бензином. Отвинтив пробку, тщательно облил весь салон новенькой «семерки» и сидящего за рулем пьянчужку бензином.
– Сейчас, сейчас, – негромко подгонял он себя.
Повернув руль, направил машину на толстую сосну, одиноко растущую на обочине шоссе, словно кем-то нарочно посаженную для такого случая.
«Ну вот, случай и представился», – усмехнулся маньяк и, прищурив глаз, нацелил машину так, чтобы она ударилась о сосну левой стороной.
Присев на корточки возле открытой левой двери, он рукой до отказа выжал педаль сцепления, включил первую скорость и поставил ногу пьянчужки на педаль газа.
Все казалось вполне правдоподобным. Ехал человек и вдруг врезался в сосну. А почему бы и нет?
Рев мотора новенькой «семерки» походил на рев быка, обреченного сию минуту рвануться вперед и погибнуть от удара тореадора.
Минуту Топольский медлил, измеряя на глазок путь, который должна проехать машина до сосны.
Метров пятнадцать, не больше. И удар должен быть сильным.
«Только бы не вильнула в сторону», – подумал маньяк и резко убрал руку, успев отскочить в сторону.
«Семерка» стремительно рванулась вперед и громко врезалась в дерево.
Удар! Скрежет искореженного металла. Надрывный рев двигателя…
Схватив канистру и дипломат, Топольский быстро подбежал к машине.
Лобовое стекло разбилось. Самопроизвольно, видимо, от удара, включилась магнитола.
Маньяк усмехнулся. Он увидел разбитое лицо пьянчужки. Бессмысленный, устремленный в никуда взгляд. При ударе мертвец ударился головой о стекло.
Рулем ему прижало грудь, а голова бессильно свернулась на сторону.
«Неужели он еще жив?» – убийца потрогал артерию на шее.
Палец ощутил едва различимую дрожь.
«Ну и живучий же ты!» – подумал Топольский и достал из кармана коробок спичек. Чиркнул и бросил горящую спичку в салон.
Машина вспыхнула огромным факелом. Топольский схватил канистру и дипломат и побежал в лес. Спрятавшись за кустами, он стал ждать.
Прошло не более десяти минут, как из-за поворота показался эскорт милицейских машин.
Маньяк на минуту представил, какое разочарование выразится на лице капитана Камагина, когда он увидит сгоревший труп в машине Топольского! Наверняка проверит номера. Это нетрудно. И через гаишников выяснит, кому принадлежала машина.
Он увидел, как Камагин, ненавистный щенок Зуев и еще трое сотрудников в гражданском бросились к горящему автомобилю.
Водители притащили огнетушители, но из-за сильного жара близко никто подойти не мог.
Топольский смеялся. Он обманул ментов, которых вообще считал тупыми до безобразия.
«Что? Взяли меня?! Я еще придумаю сто способов, как замести следы! И буду убивать. А вы, жалкие уроды, будете дрожать в ожидании новых трупов».
Он не стал ждать, когда ментам удастся потушить его автомобиль. По крайней мере труп, находящийся в нем, уже не годится для опознания…
Помахивая дипломатом, он шел по лесной тропинке и радовался тому, как все ловко получилось.
Пусть они теперь проводят хоть тысячу экспертиз. У них нет его медицинской карты. Пусть держат в холодильнике морга головешку и считают ее трупом маньяка. В таком виде даже мать родная не опознала бы его. «Вот так, Камагин! Что ты предпримешь? Гаврин мертв. Никто не сумеет засвидетельствовать наши кровавые дела. И маньяк не предстанет перед судом, сколько бы об этом ни писали жалкие газетчики. Я жив!»
Ему хотелось прокричать это, чтобы все знали. Но потом он вспомнил про кудрявую блондинку. Улыбнулся, весело посвистывая. Кажется, есть шанс напомнить о себе.
Отойдя подальше от места аварии, он поджег канистру, бросив ее в песок, под корень упавшей сосны, и быстрым шагом пошел по направлению к железнодорожной станции.
Глава 18
Он вернулся в свой загородный дом с мыслью, что вряд ли скоро менты узнают о месте его обитания.
Родители у него давно умерли. Он был поздним ребенком. Родных – никого. Даже рассказать толком никто и ничего не сможет. С соседями он почти не общался, хотя жил на Масленке уже пятый год.
Отмыв от бензина руки и умывшись, он прошел в кухню, вынул из холодильника бутылку марочного коньяка и стакан за стаканом осушил ее.