раз о другом.
Ушел еще один пласт вашей жизни…
Могу сказать, что моя жизнь с Иваном Ильичом была полна сложностей, но бывали периоды, когда мне с ним было редкостно хорошо. Например, зимой мы на неделю уезжали на базу отдыха, он сидел над лункой, я – за рабочим столом, не вставая по двенадцать часов. Прерывалась только на то, чтобы принести ему бутерброды, чай или кофе в термосе.
Рыбалка это настоящая страсть. Для тех, кто понимает…
Я уважала эту его страсть, и он уважал мою страсть писать. И нам было очень здорово вместе, хотя, каждый был занят по-своему. Мы были рядом и далеки от всего – от детей, от ревности, от работы, где его подтравливали.
Я многое переосмыслила потом. Подводя итог нашей совместной жизни – поначалу она не сложилась. Этот красивый достойный человек (я знала его восемнадцать лет) был очень увлечен мной. Это мне не привиделось. Я вышла за него по рассудку, не питая к нему безумной любви, им как бы уговоренная. Постепенно к нему привязалась, на что он и рассчитывал. За это время написала несколько книг, включая свою любимую, считаю, лучшую вещь – «Здоровый и больной мозг». Но только благодаря привычке писать, что бы вокруг ни происходило.
Я вам много чего не рассказала, а то, что рассказала, выглядит скучно.
«Скучно» здесь меньше всего здесь подходит.
Мне кажется, ваша звезда, как и в начале жизни, вела вас через все трудности. Не будь ее, легко было бы свернуть с пути, погрязнуть в мелочах, разбиться о быт…
Наверное, это потому, что я могла жертвовать чем угодно, только не теми двумя часами работы после работы. За два часа я успевала написать десять страниц – моих, у меня размашистый почерк. Пока эти десять страниц не напишу, я не социальна. После этого я снова социальна, но, конечно, непросто жить с таким человеком. За день до смерти Иван Ильич заглянул ко мне и сказал: «Хочу спросить, сколько ты будешь еще заниматься, но боюсь к тебе заходить, почему же я боюсь, ведь я у себя дома?» Я вам буквально цитирую. Он сел перед моим письменным столом, а у меня фраза не закончена. Я улыбаюсь, я вежливая, но молчу и думаю: закончу фразу и отвечу. А он, не дождавшись ответа, встал и сказал: «Ну ладно, пиши».
С другой стороны, мало какая женщина приняла бы как данность проживание с чужой тещей, которая была не подарок. Но я сжалась, терпела, чтобы выжить – в смысле заниматься, думать. Иван Ильич говорил своим сослуживцам, когда они начинали жаловаться на тещу или на жену, что должен руки целовать Наталье Петровне за то, как она к его домашним относится.
Все время хочется сравнить. С Всеволодом Ивановичем у вас же не было таких проблем: работали после работы в свое удовольствие. Как я понял, это было более или менее автономное существование.
С ним я могла сколько угодно работать. Хотя у меня был свой письменный стол, садилась обычно в столовой или в спальне, когда Всеволод Иванович не спал, и сидела, сколько было нужно. Всеволод Иванович тоже ко мне заглядывал, порой озорничал, мы были с ним на равных в своем доме. Ему и в голову не приходило спросить, когда я закончу заниматься. Однажды посреди написания научной статьи я попробовала сочинить драматическое произведение. Сижу и на белой бумаге красными чернилами пишу пьесу под названием «Нина Валентиновна». О себе. Входит Всеволод Иванович: «Что делаешь?» – «Пишу пьесу». – «Не хочешь – не говори». – «Да нет, на самом деле пьесу». – «Я тебя как человека спрашиваю!» Хлопнул дверью, я посмеялась. Дарья Донцова хорошо где-то сказала: мой сын ссорился с дочерью, я с невесткой, невестка со мной, но на мир мы глядели одними глазами. Так и мы с Всеволодом Ивановичем были схожи, но жить только с этим сходством было трудновато. А например, пьесу написать – легко.
Может, надо где-то поставить ее?
Да что вы! Она того не стоит. Просто я решила развлечься и посмотреть, получится или нет.
ПЭТ и Раиса Максимовна: история уникальной покупки
Наталья Петровна, перечитал расшифровку наших предыдущих разговоров. Особенно зацепила фраза «Тогда меня еще никто не предавал». Наверное, надо раскрыть ее смысл. Конфликт в ИЭМ, потеря близких людей – все это совпало для вас.
Иэмовская история меня очень сильно вывела из равновесия. Предали как раз те, кому я в жизни сделала много хорошего. Но сама по себе история – оптимистическая, в ее финале светлое будущее. Представьте, мне шестьдесят четыре года, я собрала институтскую молодежь и сказала, что через год, в шестьдесят пять ухожу из директоров, оставаться считаю нерациональным. А весь накопленный опыт, умения и знания использую для работы в отделе нейрофизиологии человека, который когда-то организовала. О чем поставила в известность и московские инстанции. Параллельно мы с невероятным трудом добываем ПЭТ, позитронно-эмиссионный томограф, под него строится новый корпус. Госплан и Совмин считают нужным создать новый институт по изучению мозга человека. А меня после моего заявления о намерениях парадоксальным образом изгоняют из ИЭМ на общем собрании. Проводят голосование, говорят обо мне жуткие вещи – после того как я двадцать лет была любимым директором. И все равно, если бы не эти две смерти, я бы очень даже здорово справилась с этой ситуацией. А оптимизм заключается в том, что Институт мозга человека начал работать под руководством Святослава и продолжает хорошо работать.
Вас обвиняли в том, что выбиваете институт для сына.
Аркадий Яковлевич, давайте откровенно. Прежде всего Святослав один из научных лидеров в нашей области. Именно Святослав занимался налаживанием у нас в стране позитронно-эмиссионной томографии, закупкой сложного оборудования при жестких ограничениях на его поставки в Советский Союз. Я об этом еще скажу, ладно? ПЭТ не просто приборный комплекс, это методология, переход от точечной информации, получаемой с помощью электродов, к обобщенной – о состояниях мозга в целом, функциях всех его зон, причем щадящим, неинвазивным путем. Мы понимали, на какие просторы в изучении мозга выйдем с его помощью. Наш ПЭТ в течение десяти лет был единственным в стране. Недавно я по заказу американцев написала статью в международную энциклопедию на основе этих исследований. На нее пришел потрясающий отзыв рецензента – лучше не бывает.
Но все-таки идея обзавестись ПЭТ – ваша?
Вот если взять за точку отсчета 1985 год: началась перестройка, все полны надежд, эйфория распространялась и на
