и мама, бодрые и словно помолодевшие, сидели в беседке на даче и наблюдали за девочкой лет пяти, увлеченно исследующей кусты красной смородины.
Девушка прислушалась к разговору и удивилась — оказалось, малышку зовут… Соня! Потеряв единственную дочь, родители не смирились с потерей и спустя время взяли девочку из дома малютки! Дали ей новое имя и теперь активно занимаются воспитание новой Софьи!
В какой-то момент девушка почувствовала укол обиды — неужели ее так быстро забыли? Однако, покружив рядом с родителями, заметила свою фотографию на столе. Оказывается, и мама, и папа разговаривали с ней, словно с членом семьи. Советовались, чем занять вторую Соню, и вообще вели себя так, словно дочь где-то рядом, просто ушла в гости или в магазин.
Рванувшись к родным всем сердцем, София потянулась к ним, но… не смогла даже дотронуться!
Проснулась в слезах и в крепких объятиях лорда Джеймса. Нарыдавшись, она сумела объяснить мужу, что увидела во сне. Он обнял ее крепче, зашептал что-то утешающее, поцеловал в макушку, стер губами слезинки с щек и… Соня сама потянулась к его губам, надеясь заглушить боль в сердце. Мейфэр же немного отстранился, заглянул в мокрые от слез глаза и уточнил:
— Вы уверены, леди София?
Девушка прислушалась к себе и кивнула:
— Вы мой остров в бушующем море этого мира, милорд. Я… готова стать вашей женой во всех смыслах, — краснея и запинаясь, сказала Соня.
Это объяснение охладило ее порыв, но девушка отлично знала, что если сейчас отступит — потом восстановить отношения будет куда сложнее. Поэтому, отбросив стыдливость, она снова потянулась за поцелуем, и виконт не разочаровал ее — коснулся губами губ, покрыл поцелуями ее бледное лицо, коснулся уха, скользнул к шее, погладил распущенные волосы и зарылся в них лицом, жадно вдыхая их аромат.
Девушка цеплялась за широкие плечи, дергая полы халата, и мужчина вывернулся из складок тяжелой ткани и, тяжело дыша, дернул завязки рубашки.
Прикосновение к обнаженной коже тряхнуло обоих. Соня окончательно поняла, что все это не сон. Теперь она навсегда останется здесь, с этим человеком. А Джеймс осознал, что перед ним не привычно холодная леди и не развязная бордельная девка, а что-то иное. Чуткое, яркое, как огонь, и нежное, как лепестки цветка. Дар Небес доверили его сильным рукам, и нельзя уронить этот хрупкий подарок даже нечаянно!
Бережные касания Софии разжигали огонь в его крови, ее легкие вздохи, шепот, стоны заставляли терять голову… Когда Джеймс мягко опустил жену на сбитые простыни и навис над ней, что-то кольнуло в его сердце. Не задумываясь, он устремился вперед и поймал ее судорожный вздох губами, потом шепнул:
— Моя леди! — и окончательно нырнул в омут страсти.
Проснулись они от стука в дверь:
— Милорд, миледи! Вы просили разбудить к ланчу! — за дверью стояла камеристка. — Мистер Бриггс просит сообщить, что стол накрыт!
Хихикая и зевая, лорд и леди Мэтлок попытались распутать простыни, одеяло, одежду, волосы… В итоге чуть не упали с кровати. Наконец выпутались из сетей, посмотрели друг на друга и снова разулыбались. Соня стеснительно куталась в простыню и любовалась телом супруга. Он же выглядел так, словно впервые увидел женщину вот такой — теплой, утренней, растрепанной и сладкой, как мягкая карамель.
Софья не удержалась — задала вопрос и получила смущенный ответ. Действительно — впервые. Светские любовницы ограничивались короткими свиданиями в будуарах, а у бордельных девиц Мейфэр задерживаться не любил. Не нравились ему шумные, гротескно-яркие и не особенно чистые комнаты, в которых принимали «дамы полусвета».
Лукаво улыбнувшись, девушка потянулась, накинула пеньюар на голое тело и предложила молодому мужу позавтракать в спальне. Он немного смутился, кивнул и… ушел через одну из панелей!
Любопытствуя, Соня подошла к двери, приоткрыла и… увидела за ней еще одну спальню — огромную, роскошную, но оформленную в более темных тонах. Вздохнув, девушка вернулась к себе и открыла дверь, за которой терпеливо ждала камеристка. Поздоровалась, зевнула и распорядилась прибрать постель, подать воду для умывания и ланч прямо в комнату.
Мэри немедля накинула на плечи хозяйки стеганный капот — новенький, бледно-зеленый с розовой отделкой, и сообщила, что купальня уже согрелась, воду туда отнесли, так что можно умыться в комфортных условиях.
Зевая, Соня покинула спальню, а когда вернулась, удивленно развела руками — кровать была застелена и накрыта покрывалом, разбросанная одежда убрана, а на столике у камина красовались сразу два подноса с едой.
— Миледи, позвольте, я приберу ваши волосы! — Мэри нетерпеливо переминалась у туалетного столика. Она в два счета расчесала волосы Софии, заплела в слабые косы, заколола и нацепила поверх прически тот самый кружевной чепчик.
— Это еще зачем? — удивилась девушка.
— Вы теперь замужем, миледи, — покраснела служанка, — вам полагается прятать волосы до вечера!
Соня вздохнула, но спорить не стала. Пересела в кресло у огня и велела позвать виконта. Мейфэр появился через минуту — чисто выбритый, пахнущий мылом, в свежей рубашке, брюках и халате. Они уютно устроились у огня и завтракали, бросая друг на друга внимательные взгляды.
— Смею надеяться, я не разочаровал вас, миледи? — осторожно сказал Джеймс, перехватив улыбку Софьи, обращенную к чашке.
— Вы были прекрасны, милорд, — мило зардевшись, ответила девушка.
В ответ Мейфэр многозначительно поцеловал ей руку, и больше они об этом не говорили.
Через час слуги вынесли на улицу сундуки и корзины, виконт усадил Соню в экипаж, и карета, качаясь на новеньких каучуковых шинах, выехала за ворота.
Глава 34
Виконт и виконтесса Мейфэр путешествовали больше года. Первые шесть месяцев они неспешно проезжали из одной страны в другую. Изучали достопримечательности, знакомились с людьми, интересовались обычаями. Новый год отметили в столице Аустрии, кружась в новом модном танце в огромном зале королевского дворца. И уже через неделю двинулись обратно — в Бриванию. На этот раз ехали быстрее. Мейфэр хотел, чтобы наследник родился в старом поместье Мейфэров, закрепляя землю за ним и его семьей. Соня ничего не понимала в магии, но во всем доверяла мужу.
Ей было страшно, и хотя сама беременность протекала легко, а нанятая мужем одаренная повитуха развеивала ее страхи, молодая женщина все равно напряглась, когда к закату очередного дня в пути они въехали во двор огромного, немного бестолкового старинного дома.
Виконт отправил вперед курьера, поэтому их ждали. Из всех труб валил дым, по комнатам сновали поденщицы, а у дверей топтался дряхлый дворецкий.
Мейфэр только дернул бровью, помогая отяжелевшей Соне выбраться из экипажа. Впрочем, слуги расстарались, и в хозяйских спальнях было уже чисто и тепло. Воду для ванн тоже нагрели и даже подали ужин, по мнению виконта, очень старомодный, а по мнению Сони — забавный.
После трапезы супруги засиделись у огня, отдыхая после долгой тряски в карете, а когда леди Мэтлок встала, собираясь идти в кровать, ее вдруг скрутило резкой судорожной болью, так что она застыла статуей, хватая ртом воздух и жалобно вскрикивая.
Немедля вызванная повитуха констатировала:
— Началось! Пойдемте в спальню, миледи! — и увела бледную, как полотно, Софью, поддерживая под руку.
Мейфэр остался один. Он сделал несколько кругов по комнате, плеснул в бокал бренди, рассмотрел потемневшие от времени картины, висящие на стенах маленькой гостиной, схватился за газету, но тут же ее отбросил, обнаружив, что она недельной давности. Потом передумал — схватил и сел в кресло у огня, чутко прислушиваясь к тому, что творится в доме.
Загремела посуда, захлопали двери, забегали служанки. Потом все стихло на короткое время, а дальше раздалось пение! Нежное пение колыбельной! Лорд не поверил своим ушам — встал, подошел к двери, ведущей в спальню леди, прислушался и понял, что Соня поет на незнакомом языке. Поет почти без слов, но мелодия кажется знакомой. Что-то такое — плавное, мягкое — поют своим детям матери всех миров…
Под этот напев Джеймс перетащил кресло ближе к двери, сел, вслушиваясь, и незаметно для себя задремал.
Лорд Роберт Джеймс Глэр Мэтлок родился на рассвете первого летнего дня. Измученная родами мать приложила сына к груди и заплакала от счастья. Повитуха дала малышу несколько минут понежиться, потом ловко обтерла, закутала в пеленки и вынесла к ожидающему отцу.
Плач разбудил виконта, а скрип двери заставил вскочить.
— Поздравляю, милорд, —
