если быть честной... Я же сама виновата.
Глава 20. Вадим
На самом деле, мой вечер совершенно свободен.
Был.
До этого момента.
А теперь приходится придумывать, чем бы его занять.
В чем Марьяне не отказать — так это в умении устраивать окружающим эмоциональные встряски. А, может, это распространяется исключительно на меня?
Сам прекрасно понимаю, что отреагировал на ресторанную еду резковато.
Казалось бы, ну чего придолбался? Ешь, вкусно же. А у меня кусок бы в горло не полез. Я-то размечтался, что моя ебанутая принцесса старалась для меня, готовила, суетилась, а оказалось…
Катя тоже обожала заказывать еду из ресторана. И я бы закрыл на это глаза.
Абсолютно неважно откуда еда в нашем доме бралась. Если бы хоть в чем-то другом чувствовал ее заботу Но, к сожалению, она всегда была слишком эгоистична. Заботиться должны о ней, а не наоборот. Представил вдруг, что Марьяна такая же. Поэтому и вспылил.
Ночью злость поутихла, думал даже пойти на мировую. Сдались мне эти ужины с ней. Но услышал её разговор с Мирославой по телефону и снова завелся.
Я не святой, тоже думаю о ней много нелестного, но отнестись снисходительно к словам в свой адрес не могу.
Таскать мне кофе по утрам будет для нее унизительно, но мне ведь этого и хотелось. Ее унижения. Злости.
Не знаю, сделал ли кому-то лучше, но чувство на душе дрянное.
Сижу в офисе до восьми. Мог бы придумать себе ещё работу, но как-то подустал.
Дальше__ Домой не поеду — рано. Встречаться с друзьями не хочется. Разве что…
Беру со стола телефон и печатаю сообщение бывшей жене:
«Я заеду за Марселем, погуляю с ним»
На него можно не отвечать, даже если у нее там уже новый хахаль и свидание в самом разгаре — вообще пофиг не тронет, не заревную. Но задетая Катька не может не воспользоваться поводом меня уколоть:
«Да пожалуйста... Если он тебя вспомнит вообще».
Хмыкаю и блокирую мобильный. Играть в словесный пинг-понг можно бесконечно, как делаем мы с Марьяной. Только заниматься этим тянет, когда задевает человек, а Катька меня — больше нет.
Второй напрашивающийся сам собой вывод сознательно не делаю. Я же пообещал любительнице миндальных круассанов вечер без меня. Значит и самому надо провести вечер не в ее компании.
Даже в своих мыслях.
— Мы на час, — я даже порог когда-то своей квартиры не переступаю. Беру с консоли рулетку поводка Марселя и его шлею.
Малой, конечно же, несется мне навстречу со счастливым лаем, убивая Катин аргумент о том, что нах я сдался. К сожалению, для нас обоих, мы с Марселем друг к другу привязаны.
— И не задерживайся! У него режим!
Катя кричит уже в спину, когда мы с псом шагаем в лифт.
Я даже не отвечаю, только взмахиваю рукой. Вообще пофиг.
Выпущенный на свободу терьер тянет так, будто он весящая не меньше тридцати килограмм овчарка. Хочет за раз обгулять весь район. И я бы с радостью, но прогулки не имеют накопительного эффекта. Поэтому сворачиваем в парк.
Марсель носится, я за ним наблюдаю. Обещал себе не думать про Марьяну, но всё равно думаю. О её собаке. Надо серьезно заняться. Подготовить виндикацию, попросить у Марьяны документы, может быть еще фото, если ее буйный окажется ну совсем придурком и устроит бойню еще и за собаку.
Вообще, конечно, в жизни не подумал бы, что буду заниматься вытребовыванием собаки в судебном порядке.
— Здравствуйте, а это ваш, да? — я слишком задумался, пропустил приближение незнакомки.
Поворачиваю голову и смотрю на нее.
Мне улыбается милая девушка. Рыженькая. С веснушками. Кажется, немного
стесняется.
— здравствуйте, что, простите? — Я не хочу ни пугать, ни показаться недружелюбным. Но она все равно смущается еще сильнее.
— Норвич. Это ваш?
Кивает в сторону, откуда разносится лай Марселя.
— да. мой.
— Славно, а вон моя девочка.
Я не спрашивал, где её девочка, но незнакомка взмахивает рукой и представляет:
— Стелла! Мне кажется, они друг другу нравятся.
Я просто киваю, оставляя при себе мнение, что Марсель одинаково безразличен ко всем собакам. Он не заводит себе друзей и не сохнет годами по одной и той же подруге. Он куда сильнее привязывается к людям. Исключение —Лея Марьяны.
Правда я остаюсь при своем мнении: она была заинтересована в Марселе не меньше, чем он в ней.
— А вы часто тут гуляете? — Девушка не дает нашей «беседе» утихнуть.
Я не дурак, понимаю, что это деликатный подкат. Присматриваюсь.
Она красивая. Выглядит мило. Можно улыбнуться, подмигнуть, сказать что-то ненавязчивое. У меня же вечер вроде как свободный но не хочется.
— Не очень.
— Приходите почаще.
— да.
Разговор всё же тухнет, но девушка не отходит.
Помолчав несколько минут вздыхает и поворачивается ко мне всем телом.
— На самом деле, я знаю вашего норвича. И знаю, что он не совсем ваш.
Смотрю на девушку с новым интересом, вздернув бровь.
— заберите его. Она его даже лупит. Ему с ней плохо.
Мне не приходится объяснять, о ком речь. Впрочем, я и под сомнения слова не ставлю. Зову:
— Мара
Он тутже бросает свою игру и несется ко мне.
Приседаю, кладу ладонь на спину и прощупываю. Сначала подумал, что показалось. Теперь понимаю, что нет.
Под шерстью запекшиеся корками ранки.
Вот тварь.
— Спасибо вам, — большего девушка не ждет. Я благодарю, она кивает и отходит.
Я отпускаю Марселя обратно резвиться, а у самого челюсти сжимаются.
Я был бы лицемером, ратуя за все хорошее и против всего плохого, но применять физическое насилие к априори слабой собаке просто сгоняя злость.
Не жалея ни секунды, достаю телефон и печатаю.
«От тебя требовалось просто по-человечески относиться к собаке, Екатерина. Ты даже на это не способна. Марселя я забираю».
Из парка мы не возвращаемся в квартиру бывшей. Я игнорирую Катины истеричные сообщения и звонки. По дороге в новое жилье заезжаю в зоомагазин, чтобы купить вещи первой необходимости.
Марсель все происходящее, наверное, воспринимает как приключение. Я же впускаю его в свой дом и чувствую облегчение.
Замыкаю квартиру, приседаю на корточки и тычу в растерянного пса пальцем.
— Ну что, обустраивайся.
Для Марселя это непонятная команда, но он гавкает, словно принимает приказ.
— Только лай потише. — На мою просьбу реагирует послушанием. Я кладу ладонь между торчащих
