А жена у него, кстати, ничего. Симпатичная пухленькая блондиночка. Если я не ошибаюсь, беременная.
– Папочка, я хочу вот эти трубочки.
– Так бери.
С жадностью смотрю на милую, очень похожую на отца девчушку. Если бы Костик развелся, как он мне клялся, я бы уже, наверное, тоже была беременна. От этой мысли за грудиной щемит. Нет, о том, что мы расстались с Верником, я не жалею. А вот о потраченном на него времени – да.
Огибаю по дуге их компанию и иду к мясному отделу.
– Слышал, ты с каким-то зэком спуталась, – раздается прямо над ухом.
– И что? – удивленно гляжу на Верника.
– Да ничего, Светик. Совсем ты опустилась.
– Правда? Забыла у тебя спросить, Кость. Ты за жену свою переживай, ага, а за меня не надо.
– Да ты мне на хер не всралась, Света. Я за дело болею. Ты ж у нас материально ответственное лицо. Сама понимаешь.
Стою, обтекаю, не в силах сформулировать достойный ответ. Господи, какой он мелочный, низкий. Почему я этого не замечала? Хотя нет, мелочность я всегда в нем видела. Верник – тот еще жмот, а это вещи все же одного порядка. Но низость... Нет. Верник хорошо маскировался.
– Кость, иди ты на хуй.
Боже, и так хорошо становится! Так хорошо… Все же есть какой-то особенный кайф в том, чтобы себя не сдерживать. Может, зря мы вообще повадились строить из себя невесть что. Все такие цивилизованные стали, что слова не скажи, аж тошно.
– Слышь, ты… – хватает меня за руку.
– Эй, дятел, лапы от девочки убери.
Голос Бати производит на меня гораздо больший эффект, чем нелепое нападение Костика, у которого просто не могло быть какого-то продолжения. Ведь где-то здесь, в отделе молочки, потерялись его жена и дочь.
– А ты вообще кто такой?
– Я? – Батя смещается, заходит как-то так сбоку. И ничего вроде не происходит, но Костик вдруг вскрикивает и начинает медленно оседать на пол. – Можно сказать, твой учитель. Урок усвоен?
Растерянно гляжу на скрюченного, подвывающего Верника.
– Скотина, ты мне руку сломал! Да я тебя засужу, да я…
– Ты зачем? – моргаю, осознав, что Батя сделал, и начинаю его оттеснять.
– Не надо было? Тебе его жалко?
– Да нет же! Но если Костя и впрямь обратится в полицию?! Ты подумал, что будет?
Меня охватывает самая настоящая паника. Костя такое говно, что с него станется! И тогда я даже боюсь представить, как мы будем выкручиваться. У Бати, как я понимаю, несколько ходок, а это – отягчающее обстоятельство. Или нет? Я не очень хорошо знаю законы.
– А. Так ты, выходит, за меня переживаешь?
Батя криво улыбается и как-то так проходится по мне взглядом, что я, забывшая и думать о минувшей ночи, вдруг очень отчетливо ее вспоминаю. И это, прямо скажем, кошмар. Щеки мгновенно вспыхивают, во рту пересыхает, а на теле отчетливо проступают мурашки.
– Не хочу, чтобы у вас из-за меня были проблемы.
Рустам криво и как-то так снисходительно улыбается. И смотрит, смотрит, смотрит… Твою же мать!
– Не думаешь, что самое время перейти на ты, м-м-м?
– П-почему я д-должна так думать? – вспыхиваю, воинственно выпятив подбородок. Если он сейчас намекнет на вчерашнее, я… Господи, я ведь на самом деле понятия не имею, что буду делать.
– Дэн сказал, что мы с тобой типа партнеры.
– А?
– Партнеры. Мы с тобой. Тебе принадлежит доля в фирме.
Ах, он об этом. Всего лишь об этом. От облегчения у меня слабеют коленки, а застывшая было кровь вновь теплеет.
– Ага. А вам это не нравится?
– Почему? – Рустам вынимает из кармана спички, достает одну и сует в рот. – Личная заинтересованность – самый лучший стимул.
Вытянув шею, наблюдаю за Костиком и его женой, которые, бросив тележку с продуктами, торопливо зашагали к выходу.
– Что вы ему сделали?
– Ничего серьёзного. Обычный вывих. Съездит в травмпункт – починят.
– Ясно, – неодобрительно поджимаю губы, – но вы же приехали не за этим?
– Ну да. – Движением языка Батя перемещает спичку от одного уголка рта к другому. – Вообще я хотел обсудить твое увольнение.
Врет. Это мы могли обсудить и дома. Значит, у его приезда есть какой-то другой мотив, о котором Батя умалчивает. И я, кажется, даже догадываюсь, какой именно. Наверняка он хотел посмотреть на меня до того, как я успею прийти в себя. Или нет… Или… Господи, голова кругом.
– Какое еще увольнение?
– Отсюда, – разводит руками.
– Что тут обсуждать? Выделите мне зарплату, и я в тот же день уволюсь. Нет, вру. В тот же день не получится. Пару недель придется отработать, но все же.
– Так почему ты еще не написала заявление?
– По-вашему, это так просто? – в проходе появляется одна из моих кассирш. Я отступаю, пропуская ее на склад. И выжидаю какое-то время, чтобы она оказалась вне зоны слышимости.
– Никаких сложностей лично я не вижу.
– Прекрасно. И сколько вы мне собираетесь платить?
– Учитывая то, что ты на ровном месте выбила долю в десять процентов, платить я тебе собираюсь ровно столько, сколько попросишь. Торговаться с тобой, как я погляжу, бессмысленно.
В глазах Бати мелькают золотые смешливые искорки. И тут же тают, закручивая меня в беспросветную черноту его взгляда.
– Я еще не изучала этот вопрос…
– Какой?
Может, я, конечно, излишне мнительная, но мне кажется, что в каждом нашем слове, обращенном друг к другу, проскальзывает недосказанность. Наверное, мне все же придется поделиться своими мыслями с Дэном. Иначе они меня доконают.
– Вопрос оплаты. Я понятия не имею, сколько платят в таких проектах специалистам моего уровня.
– Спросишь у Людочки, – пожимает плечами Батя. – Я как раз хотел тебя предупредить, что она подъедет.
– Куда?
– К нам. В семь часов? Будет нормально? Успеешь?
– Да.
– Ну, тогда до встречи.
Растерянно гляжу Бате вслед, все так же не понимая, что это было. Возвращаюсь в свою каморку. Если он не шутил, и мне выделят зарплату, я уже сейчас могу написать заявление. В этом месте меня
