волк лепит посуду из глины, другой вытачивает нож, третий мелит муку, вручную крутя жернова из двух больших круглый камней – этакий стихийный рабочий городок с мастерскими и местными лавочками. А немного в отдалении особняком выдолбленная пещера в два яруса с узкими длинными окнами. У входа на карауле два волка, и кровавый кустарник оплетает стену. Я почему-то сразу понимаю, что это он. Общий дом, где волки держат пойманных девушек. По спине пробегает озноб…
– Дина, ты! – Рона подлетает так неожиданно, что я крупно вздрагиваю, испугавшись.
Не дает мне опомниться- уже тянет куда-то за собой, впихнув мне в руки половину посуды, которую несла.
– Рада, что с тобой все хорошо, подруга, только нечего тут на месте стоять! – бурчит вертянка, подталкивая вперед, – Еще и капюшон сполз! Хочешь, чтоб тебя зубоскалы эти разглядели получше? Так в общий дом тогда сразу иди, что уж. Зачем тянуть?
– Рона, я-то как рада, что ты жива! – пищу тихо, ее перебивая, – Да и я. Так нас пугали…А оно не так пока и страшно все…
– Ну как не страшно, – Рона становится серьезной, бросая хмурый взгляд на общий дом, – Там вон две ночь не пережили…Как уж дальше пойдет – не знаю. Говорят, теперь до ритуала, нам больше местных ядовитых жуков надо бояться, да лихорадка еще какая-то волчья ходит. Им пару раз чихнуть, а мы так чихаем, что и легкие кусками выплевываем. Вот так…
– Как не пережили? – перебиваю вертянку ошарашенно.
Она тем временем заводит одну из пещер без дверей, и я следую за ней. Внутри эта пещера оказывается широкой, длинной и с высокими сводами. Настоящий зал. Из противоположной стены, прямо из камня веселой струей бьет родник. Вода попадает в желоб, по которому стекает в сеть из связанных рукотворных ванн, а оттуда по такому же желобу уходит куда- то под землю. В двух из этих молодые волки, косясь, моют посуду, мы присаживаемся к третьей ванне.
– На, – Рона первым делом дает мне тряпку, и продолжает шепотом, поглядывая на работающих волков, – Хорошо три, а то больше работать не возьмут. А это значит – сидеть взаперти все двадцать оставшихся лун, потому что просто так нам по землям стаи бродить никто не даст – приставать будут на каждом шагу, если бездельничаешь. Вроде как трудом стае не служишь, так дыркой послужи. И плевать им будет и на метки, и кому именно тебя вожак подарил. Не безопасно, ясно?
– Ты-то как так быстро сориентировалась? – удивляюсь я, начиная отмывать первую тарелку.
– Ну, жить захочешь…– улыбается вертянка, – А вообще мне Рольф много ночью рассказал. Друг Гера твоего. Это ты со своим волком только и делала, что лобызалась, а я, знаешь, еще и выведывала кое-то. Помиловались с ним и подловила момент. Я спрашивала, а он и рад был поболтать, довольный. А потом еще с самого утра к Хару привел и сказал, что я толковая, и могу пока старшей быть среди девок пойманных, хоть я и не из общего дома. Они тут, если не одна поймана, старшую назначают. Вот выбрали меня. Так что сейчас эту посуду домоем, на кухню отнесем, и надо будет в общий дом идти – баб строить. Да и похоронить тех двоих…
Рона вздыхает и опускает взгляд, начиная тереть.
– Так, а что случилось-то, что они умерли? – снова шепотом спрашиваю я.
– Да за одну передрались два волчары – красивая, говорят, была. Да так передрались с пьяну, что и друг другу бока порвали, и ее случаем один лапой с размаху приложил и сразу насмерть. А вторая…Вторая маленькая совсем была. В смысле по размеру мелкая, а ее бугай тут один… Говорят, орала знатно. Так а он привык, что от него все орут. Ему другие-то сказали, что что-то не так она орет, да уже поздно…Эх, да что поделаешь…Рольф сказал, что так вот вечно у них тут и бывает. По дурости больше, да и потому, что не жалеет тут никто и никого. Они и друг друга-то не жалеют. Одного вот тоже пришибли вчера – без очереди, говорят, полез. Говорят, что за дело, – Рона замолкает, смотря мне в глаза.
Я молчу. Я не знаю, что на это сказать. А Рона неожиданно протягивает руку к моей шее и касается пальцами метки.
– Уже зажила? Красивая…
***
Ступать в общий дом страшно. Черная зияющая дыра – дверной проем. Будто зовет, затягивает. Кажется, войдешь и не выйдешь больше никогда. Караульные волки лениво поворачивают головы в нашу Роной сторону, ухмыляются.
– Что, новенькие? – скалится один, – Заходите, девки, приласкаю ночью.
Второй ржет, оглаживая щетинистый подбородок, щурится на нас.
– Не по твою честь, блохастый, – бросает Рона, входя в дом.
– Э, смелая слишком? – рыкает первый, но как-то беззлобно.
– Да! – Рона уже внутри. Ее силуэт удаляется, темнеет, а я все мнусь на пороге.
Перед тем, как войти, задираю голову вверх. Взгляд прикипает к столпу Огня на Волчьей горе. Кажется, что он прямо за скалой с общим домом. Так близко и так недостижимо. Как символ, что не всем из нас позволено дойти…
Внутри оказывается почти уютно. Огромное количество мягких шкур устилает почти весь пол толстым ковром и подушки- подушки- подушки. В основном из плотной ткани красных плащей. Как кровавые пятна, разбрызганные повсюду. Анфилада небольших пещерок, в каждой очаг, деревянные подносы с остатками еды, кувшины, кружки, какие-то игральные дощечки, напоминающие домино. Все разбросано. Очень тепло, запах прелый, густой, терпкий. Так пахнет сам порок наверно…
В третьей пещерке находим первую девушку, абсолютно голую, со следами когтей на груди и бедрах. Крепко спит, пьяна. Отмахивается от Роны, вяло матерясь на общем языке, когда та пытается ее растолкать. Рона сдается, идем дальше. В четвертой пещере находим сразу трех девушек. Прижались друг к другу и сидят в углу, затаившись. В глазах отчаяние и страх. И растерянность, такая сильная, сбивающая с ног, что мне неловко. И становится мучительно стыдно за свое более выгодное положение.
– Здрасьте, я – Рона, – вертянка тем временем упирает руки в бока, становясь перед девушками, – Волки меня старшей тут назначили. Как зовут? Остальные где?
Девушки переглядываются между собой. Ты, что в центре, по виду самая старшая, полненькая, черноволосая, с раскосыми восточными глазами отвечает за всех.
– Я – Юма, это Кат и Валина. Остальные там, дальше, – машет рукой, указывая вглубь анфилады.
– Ясно, – кивает Рона, – Сейчас других приведу и поговорим.
Уходит искать еще четырех девушек, я же остаюсь с этими. Присаживаюсь на шкуры
