взаимностью и недобро глядят в ответ.
– Спасибо. Давай сюда, – подхожу, дрожащей рукой забираю из рук охранника распечатки. Здесь есть все документы, которые только можно добыть за настолько короткий срок: копии свидетельства о рождении Федора и детей, справка о смерти их матери. Это я сразу откладываю в конец стопки. Просматриваю школьный аттестат – Фед, как я и думала, окончил школу с отличием, медицинскую карту – судя по ней, он здоров, как бык… Ни одного обращения за все время. Все это хорошо, но не составляет общей картинки. Поэтому я и уточняю у Бориса:
– Есть что мне рассказать?
– Так точно.
Выхожу из-за стола.
– Мальчики, нарисовать осень вы, пожалуй, сможете и без меня.
– Чего? Да из нас художники…
– Ну-ну, перестаньте себя недооценивать. У вас определенно получится. Вон, глядите, какая натура… – тычу пальцем в окно.
– Натура?
– Ну, да. То, что можно перенести на бумагу. Озеро, горы, деревья… Белки, вон, скачут.
Мальчишки с сомнением переглядываются. И нехотя открывают свои альбомы. Я выскальзываю вслед за Борисом за дверь и плотно ту прикрываю.
– С чего бы начать?
– С главного!
– Хм… – Борис чешет покрытый щетиной подбородок. – Вы знаете, что Федор этим пацанам никто?
– В каком смысле? – широко распахиваю глаза и так сильно сжимаю руки, что ногти оставляют на мякоти ладони отчетливые полумесяцы.
– Он встретил их мать, когда им было уже почти по году. Дело было в универе. Лиза училась с Федором в одной группе.
– Вот как? – я лижу губы, в безуспешной попытке представить, как нужно было влюбиться, чтобы его, восемнадцатилетнего, не оттолкнуло даже то, что у этой девочки уже были дети. – Так вот почему его хотят загрести в армию? Он им по документам чужой дядя? – извлекаю из стопки бумажек свидетельства о рождении мальчиков и детально те изучаю. Так и есть: в графе «отец» – прочерк. Да и фамилии не совпадают! – А я-то думала…
– Когда мать детей умерла, опеку на них оформила ее бабушка. Когда умерла и та, Федор сразу начала процесс усыновления. Но пока все подвисло.
Я настороженно вскидываюсь. В голове полнейший хаос. Сердце колотится, как будто хочет выпрыгнуть из груди.
– Почему?
– Суд отложили из-за болезни судьи. А тут повестка. Парню дико не везет.
– А помочь некому?
– Умершая бабушка им помогала. С малыми сидела, денюжку с пенсии подсовывала.
– А родные Федора что же?
– Насколько мы выяснили, с его родителями все в порядке, но детальной картинки нет. Слишком мало вы нам времени дали, – сокрушается мой охранник. А я киваю, потому как да. Мало…
– А универ? Универ он бросил, когда…
– Когда с его девочкой случилось несчастье.
Ну, да. Как я и думала. Хоть тут нет никаких сюрпризов.
– Пацанов нужно было содержать. Двух зарплат и бабушкиной пенсии им еще как-то хватало, но потом… В общем, полагаю, все дело в этом, но точнее скажу чуть позже.
Киваю. Невозможно требовать большего от своих людей. Они и так получили максимум информации за столь короткий срок. Может, оно и лучше, что новости доходят до меня по чуть-чуть, я не уверена, что смогла бы все усвоить за раз. Оказывается, это тяжелей, чем я думала. И больнее… И слаще. Знать, что я не ошиблась в нем. Что он… не знаю… просто невероятный мужик, че-ло-ве-чи-ще. И сердце у него большое-пребольшое. Заштопанное кое-как.
– Зачем же? Я вам сам все скажу. Это не ваше собачье дело, – звучит откуда-то сбоку наполненный яростью голос Феда. Твою ж мать! Я оборачиваюсь.
– Федь…
Он размашисто шагает ко мне. Боря преграждает ему дорогу. Я взмахом руки отгоняю охранника, и тот не смеет мне возражать. Пользуясь этим, Фед хватает меня за локоть и дергает на себя. Я по инерции налетаю на его ходуном ходящую грудь. Дыхание обрывается. Борис вновь наступает, не в силах допустить, чтобы со мной вот так обращались. Я понимаю, что еще немного, и они сцепятся с Федором прямо у меня на глазах. Тот только этого, похоже, и добивается, не прочь переключиться с душевной боли на боль физическую. Мой бедный, загнанный в угол мальчик…
– Боря, выйди. Дальше мы сами.
– Дина Владимировна…
– Я сказала, выйди!
– Буду где-то поблизости, – стиснув зубы, цедит Борис и проходится по Федору полным неприкрытой угрозы взглядом. Хлопает дверь. Я облизываю пересохшие губы.
– Что?
Он пахнет осенью, прохладой и чем-то больничным. Я думала, что до глубины души возненавидела этот запах, пока лежала в реанимации, но Феду он необычайно идет. И меня ведет от него, меня штормит, будто пьяную. Я безвольно прислоняюсь к щеке Федора лбом. Не ожидая этого, он весь на мгновение каменеет, и тут же отшатывается от меня, как от чумной.
– Ничего. Просто не лезь в это, – цедит он, играя желваками на скулах. – Где мальчики? Мы поедем домой.
– Даже если тебя там ждут? – шепчу я едва слышно.
– Тебя это не касается.
– Я просто хочу помочь… – повторяю в который раз.
– Нет. Ты просто… меня хочешь, – растягивает губы в кривой улыбке Федор. При виде этого насмешливого оскала мне хочется отступить, но я боюсь, споткнувшись о собственное сердце, растянуться у его ног. Зная, что никогда себя не прощу, я все-таки замечаю:
– Одно не мешает другому.
– Серьезно? Хм… – он отступает на шаг. Придирчиво меня осматривает. И отвернувшись к окну, замечает мертвым, лишенным жизни голосом: – Я не приму от тебя подачку. Но мне нужны деньги, и я готов их отработать.
Я понимаю, что если у нас и могло быть какое-то будущее, то прямо сейчас оно превращается в тлен. Каждое его слово ударяет наотмашь… И несмотря на то, что меня в шутку прозвали титановой королевой, сейчас я, хрупкая, как стекло, ломаюсь…
– Каким же образом?
ГЛАВА 16
Федор
– Я могу предоставить тебе услуги массажиста. За плату. Ну, чего смотришь? Ты, кажется, хотела мне помочь?
Дина сглатывает:
– Да.
– Ну, так дай мне заработать.
Я почти на сто процентов уверен, что Довганьша меня
