В самом начале брака я думал совсем не так, как думаю сейчас. Я не знал, кто такая Рейчел. Я понятия не имел, каким партнёром я должен быть. Мы с Рейчел познакомились, когда мне было двадцать шесть лет, а ей — восемнадцать. Она была ребёнком-крольчонком. Я боялся, что могу разорвать её на куски своими медвежьими когтями. Прямо как в «Свингерах». Подождите. Это были «Свингеры»? Или «О мышах и людях»? Если короче: где-то есть история про медведя, у которого в лапах маленький кролик. Кролик в итоге умирает. Я начал наши отношения с известным во всём мире подходом «Я прожил больше, чем ты». Это, в сочетании с моим более традиционным воспитанием в доме, где отец работал, а мать сидела дома, заложило в моей голове определённые гендерные роли, которые каждый должен играть в отношениях. Что касается моей, мужской роли, то я думал, что моя обязанность — заботиться об этой женщине.
Для ясности, я надеюсь, что вы всё-таки заботитесь о человеке, с которым находитесь в отношениях. Я говорю о другом. Проблема заключалась в идее, будто она не могла позаботиться о себе самостоятельно. Теперь я точно знаю, что Рейчел Холлис — каждый день недели и дважды по воскресеньям — может о себе позаботиться. Сейчас я это понял и хотел бы знать тогда, однако в то время мне казалось, будто я знал, как устроен мир, и думал, что моя работа заключалась именно в этом.
В значительной степени моё видение было обусловлено финансовой стороной вопроса.
На тот момент я работал дольше и зарабатывал больше, чем она, поэтому я видел свою роль в качестве кормильца. Невысказанная, тёмная сторона моего мышления, осознанная или неосознанная, заключалась в следующем предположении: поскольку я зарабатываю больше денег, я могу не заниматься домом.
В самом начале брака мои ожидания, казалось, имели больше смысла для моих родителей, чем для меня самого. Если вы не обсуждаете, кто в семье будет готовить и убирать; если вы не интересуетесь, что для вас обоих значит карьера и возможность заработка; если вы не спрашиваете, освобождает ли вас зарплата от домашних обязанностей, — тогда вы стоите на верном пути, ведущем к постоянным трениям в отношениях.
Оглядываясь назад, я понимаю, что Рейчел не нуждалась в кормильце. Моё предположение оказалось ошибочным. Она нуждалась в искреннем партнёрстве, в ходе которого мы могли бы открыто и честно обсуждать, кто и что будет делать, распределяя нагрузку.
Угадайте, что? Я был молод и глуп, и мне пришлось учиться всему тяжёлым путём.
Через несколько лет после свадьбы у нас родились дети. Хотя я поддерживал Рейчел во время беременности, в меру своих возможностей сочувствуя изменениям в её теле и эмоциях, мне было тяжело, когда ребёнок наконец появился на свет. Я не знал, что мне делать. Некоторые вещи, присущие материнству, связывали мою жену с нашим сыном. Ребёнок рос в её теле и питался через её тело, поэтому я тоже хотел найти своё место, своё чувство связи. Их связь укрепила мою веру в то, что моя главная роль — просто обеспечивать пропитание.
Спустя первую пару недель я вот что сказал: «Эй, мне нужно вернуться к работе. Мне нужно спать чуть больше». Я не озвучил, но подразумевал: «Я однозначно должен спать больше, чем тебе, потому что моя работа требует бодрствования, а твоя — нет». Чтобы было понятно, работа Рейчел, пока она была в декретном отпуске, заключалась в уходе за человеком, чья жизнь зависела от её бодрости и сил. Единственная причина, по которой сегодня у меня есть двенадцатилетний ребенок, заключается в том, что жена смогла сохранить его жизнь, когда я уходил на работу. Однако тогда своё желание спать на диване вдали от ребёнка я объяснял деньгами. Я больше думал о зарплате, чем о Рейчел, которая нуждалась в отдыхе, чтобы иметь возможность полноценно заботиться о нашем первом сыне.
Мои ценности изменились. Хотел бы я вернуться назад в машине времени и стать более понимающим. Жизнь не вращалась вокруг моего отдыха и возможности спать мирным сном, как Белоснежка. Боже праведный.
По мере развития нашей карьеры я всегда считал себя болельщиком Рейчел номер один (думаю, что жена согласится). Я дико, сильно, невероятно горжусь работой, которую она проделала и продолжает делать. Однако я всё тот же практичный, прагматичный человек, который всегда был более приземлённым и никогда не позволял большой и дерзкой мечте полностью ею завладеть. И в этом есть плюс: если Рейчел по каким-то причинам не может осуществить мечту, она точно не разочаруется (см. финал нашего документального фильма «Рейчел Холлис представляет» на Amazon). Я управляю ожиданиями. Я — менеджер по ожиданиям. Это заложено в моей ДНК.
Когда родились двое старших детей, темп развития бизнеса Рейчел заметно ускорился. Около десяти лет назад она уже обладала чётким видением того, к чему это всё приведёт. А я? Я думал, что это прекрасно — иметь настолько смелое представление о будущих возможностях. Но! Я считал, что моя роль заключается в том, чтобы поддерживать, болеть за неё, но не слишком сильно. Моей задачей было сдерживать её порывы во избежание будущих разочарований.
Честное слово, я действовал во имя любви.
Я искренне верил, что больше всего на свете Рейчел нуждалась в моём прагматизме. Если бы я мог, я бы попытался убедить своё молодое «я», что можно оставаться прагматиком, верить в свои устои, но при этом не сдерживать мечту, не преуменьшая её, не пытаться управлять ожиданиями.
Однажды, когда Рейчел рассказала мне о весьма амбициозной затее вывести карьеру на новый уровень с помощью потенциальной сделки, я подумал: «Ты сумасшедшая, и моя задача — разубедить тебя, потому что я очень тебя люблю и хочу защитить от разочарований».
— Да ладно, детка, вероятность того, что это произойдёт, составляет миллион к одному, — начал я.
Она недоверчиво спросила:
— Миллион к одному? Они уже назначили встречу.
Что ж, она не ошибалась. Я должен был признать её правоту — хотя бы для того, чтобы убрать с её лица это недоброе выражение.
— Хорошо, тогда не миллион к одному, а, примерно, три.
Но и это её не устроило.
Хотя я говорил от чистого сердца и из лучших побуждений, мои слова были восприняты прямо противоположным образом. Да, я сказал ей: «Я не хочу, чтобы ты разочаровалась», но отчасти я имел в виду: «Я не верю, что у тебя получится». На самом деле, я дал ей 97-процентную вероятность того, что она не сможет.
Вспоминая тот случай, я понимаю, что ещё я пытался сказать: «Я не думаю, что ты достаточно сильна, чтобы в случае неудачи справиться с последствиями своей попытки». От этого мне хочется плакать ещё сильнее. Какое жестокое осознание. Моя попытка сыграть свою роль и уберечь жену от разочарования снова и снова сигнализировала о том, что я либо не считаю её способной, либо не думаю, что она достаточно сильна, чтобы справиться с трудностями.
Рейчел знала, что делала. У неё было своё видение вещей. Я пытался удержать её от того, чтобы она не забегала вперёд. Я не хотел, чтобы она радовалась, а потом разочаровалась. Но я ошибся в своих сомнениях.
