шее мурашки возбуждения. – Ты знаешь, как я скучал? Ты знаешь, как я люблю тебя, хочу…
Срываю с неё халат, получая в руки полноценно её тело, упиваюсь поцелуями, стонами. Проснулась жена моя, запела, заиграла в моих руках. Вижу, тоже хочет, тоже не сдерживается больше, ноготки её нетерпеливо впиваются в мою спину, шея выгибается, ноги обвивают меня требовательно и жадно, дыхание рвётся.
– Да, вот так! – шепчу ей в ухо между поцелуями. – Чувствуешь это, Юль? Почувствуй! И больше даже мысли не допускай куда-то там уходить!
Надеюсь, её нетерпеливые всхлипы можно принять за положительный ответ?
Привстаю только для того, чтобы избавить и себя от остатков одежды. А дальше уже без всяких преград и барьеров мы отдаёмся друг другу, ломая другие, более страшные барьеры, внутренние, которые разделили нас, заставили сомневаться друг в друге. Но сейчас, я очень надеюсь, что мы вспомним то важное, что объединило нас когда-то и потом спасало наш брак много раз.
Мы – единое целое, и порознь нам нельзя!
Глава 21.
Страсть схлынула. Мы лежим в оглушающей темноте.
Я перебираю Юлькины волосы, иногда легонько целую её в шею.
Но это не помогает. Я чувствую, как она снова закрывается от меня, отдаляется.
Я понимаю, нужно найти слова, сказать что-то очень важное, что сможет вернуть её к жизни.
И я знаю точно, что помогло бы…
Но! Пока я боюсь признаться в этом даже себе. Потому что если версия, что наш ребёнок не погиб при родах, окажется ложным предположением, Юлька не переживёт.
Это как потерять дочку второй раз. Нет уж. Пока я не буду на сто процентов уверен, Юле я ничего не скажу.
– Я люблю тебя, – пока это единственное важное, в чём я точно уверен.
– А как же Елена? – шепчет она.
– Нет никакой Елены. Клянусь тебе.
– Она была весьма убедительна. И кое в чём я с ней согласна.
– И в чём же? – начинаю немного подкипать, потому что уже понимаю, куда клонит моя жена. – Снова решила “причинить мне счастье”?
– Зачем я тебе, Дан. Не получается у нас с тобой. У меня не получается. Жить не получается, – снова начинает плакать. – Я ребёнка своего потеряла, чужого не спасла, себя мучаю и всех вокруг.
– Так, Юля! – переворачиваю её на подушку, нависаю над ней, чтобы лучше мои слова дошли. – Запомни! Ты ни в чём не виновата. Ребёнка мы спасём вместе, поняла? Я для этого всё сделаю. И дальше мы выгребать будем вместе. А Елена… не думай о ней. Это моя проблема.
– В ту ночь, когда я попала в больницу, – тяжело выдавливает она. – Почему тебя не было рядом? Ты был с ней?
Тяжело вздыхаю, потому что, да. Тут мне возразить нечего. Тут моя вина слишком велика.
Откидываюсь на подушку, укладываю жену щекой себе на грудь. Пусть слышит, как у меня сердце барабанит. Мне не верит, пусть вот его послушает.
– Юлечка, маленькая моя, я был не с ней, я был на месте преступления. И телефон мой оказался у неё случайно.
Рассказываю кратко ту нелепую ситуацию.
Юля тихо плачет. Обнимаю её крепче. Нас снова накрывает эмоциями того страшного дня. Это больно, но это надо прожить. Очень надеюсь, что вместе мы справимся.
– Прости меня, малышка, я очень-очень виноват, – шепчу ей в волосы. – И это видео…, – Юлька замирает, отстраняется.
Чёрт. Это то, о чём не стоило напоминать. Но… Раз уж вскрывать нарывы, так всё разом.
– Елена тут тоже ни при чём? – горько усмехается она, а слёзы льются быстрее.
– Я не знаю, – отвечаю честно. Врать сейчас никак нельзя. – Но отравила видео не она.
– А кто? Ты знаешь?
– Да. Я нашёл эту женщину. Так она отомстила за своего мужа, которого я посадил. Но…
– Странный способ мести…
– Да. И есть у меня сомнения насчёт того, кто за всем стоит. Но это моя проблема. Сейчас я хочу, чтобы мы разобрались между собой. Я тебе честно признался, как всё тогда было. Ты простишь меня? – смотрю на неё с надеждой.
– Я не знаю, Дан, – вздыхает Юля. – Я не могу тебе сказать. Я вообще не понимаю, что я чувствую. Мне просто так невыносимо пусто, так больно здесь, – прижимает руку к груди, болезненно морщится. – Меня разрывает, понимаешь. И я не знаю, что это… Жгучая обида, беспросветная тоска, горе… Я ведь не просто так взяла в руки это проклятое лезвие…
Я понимаю… Я сам захлёбываюсь в этих проклятых чувствах. Но сейчас мне нужно Юльку спасать, иначе, захлебнёмся вместе.
– Юль, – целую её руку. – Ты очень сильная, – смотрю прямо в её глаза. – Я это знаю, лучше других. И мы справимся вместе. Хорошо? Мы выплывем, а потом будем разбираться с обидами. Ты сказала, что чуть не изменила мне с этим щенком. Это так?
Эту мысль я отгонял всё время, но раз уж пошла такая пьянка…
– Так, – опускает глаза.
– И что тебя толкнуло на это?
– Я была обижена на тебя, за Елену. Она просила, чтобы я отпустила тебя и позволила вам быть счастливыми.
Очень интересно. Но подробности разговора я выясню потом.
– И ты позволила? – болезненно усмехаюсь.
– Мысленно, да.
– Ничего не напоминает? – я ведь тоже той ночью с Еленой «попробовал её отпустить».
– Не знаю, – поджимает губы.
– И что тебя остановило?
– Да у нас на самом деле не было ничего такого. Один поцелуй, и тот ты прервал…
– Но ты ведь не зря сказала именно так: “Я чуть тебе не изменила”. То есть, в принципе, ты могла бы это сделать, если бы ситуация сложилась располагающая?
– Я не знаю, Дан! – психует она. – Что ты хочешь от меня услышать? Смогла бы я переспать со Славиком, если бы он настаивал? Да, думаю, смогла бы!
Слышать это больно, но… я знаю, что это правда.
– Вот, теперь ты должна лучше понять меня. Ты ведь помнишь, что наговорила мне тогда?
– Да. Да, я помню, – сдувается она. – Но разница в том, что я не смогла, а ты смог.
– Разница в том, что
