подряд отрывали от своего занятия звонком, проведенным от наружной двери. Он уходил отпирать и всякий раз, возвращаясь, находил, что недоставало одной порции из того, что он приготовил.
Чаще всего пропадала рыба. Тогда он в очередной раз, как позвонили, вместо того, чтобы пойти отворять, стал в стороне и смотрел на свою рыбу. Вскоре монастырская кошка впрыгнула в окно, на стол, схватила кусок и опять выскочила прежней дорогой. Теперь было известно, кто вор. Оставалось узнать, кто звонит. На другой день повар продолжил свои наблюдения и понял, что звонит все та же ангорская кошка, подбираясь к колокольчику по крыше.
Что же касается бюффоновских сравнений кошек и собак, то тут тысячу раз права прекрасная Дельфина де Кюстин[3], которая в одном из писем к Шатобриану писала так:
Вы меня поколотите, если я вам скажу, что привязанность собак меня совершенно не волнует. У них вид приговоренных к тому, чтобы нас любить; это машины верности, а вы знаете про мой страх перед машинами. Да здравствуют коты! Я их предпочитаю собакам. Они более свободные, более независимые, более естественные; человеческая цивилизация не стала для них второй натурой. Они более грациозны, чем собаки; они берут от общества лишь то, что им подходит. Они словно смеются над своим тираном. А когда, по чистой случайности, они любят этого тирана, они не превращаются в жалких рабов, как собаки, что лижут руку, их бьющую.
Да, на самом деле, коты и кошки могут иногда привязываться к своему «хозяину». Бывали примеры, что они даже умирали от горя после смерти близкого им человека. А в Версале у некоего господина Фламана была кошка, каковая показала ему чрезвычайную привязанность и столько сметливости, что любая собака позавидует. Однажды вечером он возвратился довольно поздно с крупной суммой денег, какую он получал каждый год в один и тот же день. Едва отворил он дверь в свою комнату, как его кошка, никогда почти не выходившая оттуда, кинулась к нему под ноги с жалобным мяуканьем, так что ему трудно было идти, и как будто для того, чтобы помешать ему сделать еще хоть один шаг. Наконец, она бросилась к нему на грудь и со страхом смотрела на его постель. Господин Фламан, не понимая, в чем дело, ласкал ее и голосом, и рукой, но кошка не обращала на это никакого внимания. Когда же он стал подходить к постели, она соскочила на пол и ощетинилась: уши ее опустились, спина выгнулась дугой, шерсть на спине поднялась, и хвост проворно зашевелился направо и налево. Господин Фламан немного нагнулся и тут заметил у себя под кроватью чью-то ногу. Не теряя присутствия духа, он взял кошку на руки и сказал: «Пойдем, Биби, пойдем! Целый день взаперти сидела, проголодалась!» С этими словами он вышел, накрепко запер дверь и позвал людей, которые из-под его кровати вытащили разбойника, вооруженного кинжалом…
Можно ли после этого сказать, что кошка не любит того, кто ее любит?
Это главное! А людям, чтобы стать счастливыми, еще предстоит научиться не думать о тех, кто не думает о них… Не ждать тех, кто не ждет их… Влюбляться не в какой-то мифический образ, а в конкретное отношение к себе… Беречь тех, кто их бережет…
Коты и кошки эту науку давно освоили.
А. С. Пушкин называл Бюффона «великим живописцем природы», цитировал его и ценил, и это весьма солидная рекомендация. Несомненно, Бюффон сыграл большую роль в становлении естественно-исторической мысли в XVIII веке, и все наиболее крупные деятели Просвещения находились под влиянием его идей.
Но сейчас читать тексты Бюффона порой смешно. По его мнению, кошка — это «домочадец неверный и лукавый, и держат ее лишь по необходимости». Наверное, такой у графа был личный опыт, и он красной нитью проходит через все его сочинения. Листая страницы «Естественной истории животных» (это 36-томное произведение начало выходить во Франции с 1749 года), то и дело улыбаешься, ведь порой слова автора очень созвучны нашим мыслям, а иногда остается лишь удивленно вскинуть брови.
Бюффоновские описания кошек и собак изобилуют такими понятиями, как коварство и преданность, привязанность и холодность. То есть для описания животных Бюффон заимствует черты, присущие человеку. Выглядит это наивно, но как же это здорово приближает наших меньших братьев к нам и как облагораживающе действует на нас.
Кошка Катарина, тронувшая мрачное сердце Эдгара По
Американский писатель, поэт и эссеист Эдгар Аллан По (1809–1849), создатель классического детектива, триллера, а также жанра психологической прозы, родился в Бостоне. Его литературный дебют состоялся в 1827 году. Потом он служил в армии США, а его полноценная писательская деятельность началась в 1835 году: в марте на страницах ежемесячника «Southern Literary Messenger» появился его рассказ «Береника», а в июне вышло «Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфааля». В 1844 году Эдгар По с женой переехали в Нью-Йорк, и там уже его литературная карьера достигла пика.
Любимую кошку писателя звали Катариной, и именно она «вдохновила» его на написание рассказа «Черный кот», ставшего классикой жанра хоррор (новеллы ужаса).
Этот рассказ впервые был напечатан 19 августа 1843 года в еженедельнике «The Saturday Evening Post».
Это очень мрачный рассказ из череды рассказов Эдгара По от лица убийц. Повествование в нем ведется от имени алкоголика, который под действием спиртного впадает в припадки безумного гнева. Его первой жертвой стал черный кот Плутон, который был его «любимым товарищем», которого он сам кормил, и тот ходил за ним повсюду, куда бы он ни шел. Однажды Плутон легко укусил своего хозяина и тот в алкогольном угаре достал из жилетного кармана перочинный нож, взял кота за шиворот и выколол ему глаз.
Некоторое время герой рассказа колебался между раскаянием и упоением собственной порочностью. Наконец, порочность победила, демоны снова взяли верх, и герой рассказа повесил беззащитного кота на дереве в саду. Вот как это описано в рассказе (перевод Н. В. Шелгунова):
Дух злобы, говорю я, довершил мое окончательное падение. Это страстное, неуловимое желание души мучить самого себя, насиловать свой собственный темперамент, делать зло только из любви к злу, побудило меня продолжать, и, наконец, довершить мучения, наносимые мною беззащитному животному. Раз утром я совершенно хладнокровно надел петлю на шею кошки и повесил ее на сучок дерева. Я повесил кошку со слезами на глазах, с горьким раскаянием в сердце; я повесил ее потому, что знал, что
