должны так на меня влиять.
Теперь обе его руки на моем лифчике, стягивают чашечки вниз и заставляют мои сиськи выпячиваться. От его стона жидкое тепло разливается по моей киске.
— Черт, муза. Я не смог бы написать о более совершенной женщине.
Мое сердце подпрыгивает, когда он губами обхватывает мой сосок и втягивает его в рот. Я задыхаюсь, выгибаю спину и толкаюсь в него. Он берет все, что я предлагаю, засасывая меня все глубже.
Боль у меня между ног нарастает до агонии. Моя киска пульсирует, так сильно нуждаясь в нем.
Его рука заменяет рот, когда он посасывает другой мой сосок, пальцем размазывая слюну вокруг того местечка, все еще покалывающего после его нападения. Он сосет так сильно, что я морщусь, зная, что за этим последует засос.
— Ты так восприимчива ко мне, — стонет он. — К каждому моему прикосновению.
Я стискиваю зубы, ненавидя то, что он прав.
— Это называется «не трахаться в течение года». Я бы так отреагировала на кого угодно.
Он снова опускается на колени, разводя мои бедра обеими руками и ухмыляясь. Что-то в том, что он стоит передо мной на коленях, заставляет мое сердце остановиться.
— Насколько я помню, Остин поставил тебя в похожее положение, и ты выставила его за дверь. Ты, конечно, не выкрикивала его имя.
Ублюдок. Он никогда не позволит мне забыть это.
— Может, и не с Остином, но он не единственный, с кем я была с тех пор, как ты появился.
На его лице мелькает смесь неуверенности и ревности, и я наконец понимаю, в какую опасную игру играю с Сейнтом де Хаасом.
— Тогда покажи мне, где он тебя касался.
Я сжимаю свои сиськи, прежде чем помассировать их, и издаю тихий стон.
— Он провел здесь много времени. Он сказал, что никогда не видел более идеальной пары сисек и не переставал сосать их, пока я не опустила его голову вниз.
Я осмеливаюсь бросить взгляд на Сейнта, неподвижно стоящего между моих ног, и теперь он смотрит очень сердито.
— А потом, где он тебя трогал?
Я играю с огнем, но по какой-то причине не могу остановиться. У меня практически текут слюнки от того, как Сейнт не может отвести от меня глаз.
Медленно я провожу рукой вниз по своему телу к месту между бедер. Я прижимаю палец к своему клитору, содрогаясь и кружась вокруг чувствительного бугорка.
— Он лизнул меня здесь. А потом он пососал. Ах! — Я издала сдавленный стон. — А потом… его язык погрузился в меня. Вот так.
Мой палец погружается в мою киску, изгибаясь и толкаясь, пока Сейнт не просовывает руки под мои колени и не притягивает к себе. Пока моя задница не оказалась на краю стола, а моя киска прямо перед его ртом.
— А когда ты представляла, как я заставляю тебя кончить, ты и тогда выкрикивала мое имя?
Конечно, он знает, что я полна дерьма. Если бы он хоть на секунду подумал, что я действительно была с другим мужчиной, он бы потребовал назвать его имя и уже выслеживал беднягу.
Я кладу обе руки на плечи Сейнта, слишком хорошо понимая, насколько рискованной стала эта игра. О том, что я никогда не вернусь оттуда, если мы перейдем эту черту.
Плотская часть меня хочет его. Тоскует по нему. Умная часть меня знает, что это ужасная идея.
Я возвращаю юбку на место и отталкиваю его, спрыгивая со стола и игнорируя свой пульсирующий, набухший клитор, молящий об освобождении, и гладкости между бедер.
Наклоняясь, я поднимаю с пола трусики.
— Я ухожу. Не ходи за мной.
Какая-то безумная часть меня надеется, что он не подчинится команде.
— Муза, — зовет он.
Несмотря на то, что каждая клеточка моего тела говорит мне бежать далеко-далеко от моего преследователя, от человека, который способен заводить меня так, как никто и никогда раньше, я останавливаюсь в дверях.
Сейнт переходит в противоположный конец комнаты и берет книгу со своей полки. Он возвращается к своему столу, берет маркер и, открыв титульный лист, размашисто нацарапывает на нем что-то.
Он медленно приближается ко мне, дьявольская ухмылка расползается с каждым гулким стуком его шагов.
Он протягивает мне экземпляр книги: «Эта книга будет преследовать вас». Я открываю титульный лист, где поперек страницы нацарапана подпись С.Т. Николсона.
«Обращаюсь к моей музе: пусть мои слова доставят тебе почти столько же удовольствия, сколько и мой язык».
Я сглатываю, прижимая книгу к груди и отступая назад.
Сейнт позволяет мне уйти, дав последнее обещание.
— Никто никогда не разлучит меня с тобой, муза. Включая тебя. Даже если ты переломаешь мне ноги, я приползу к тебе.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
БРИАР
Мак здесь, на марафоне «Властелина колец», на который она заставила меня согласиться, но сама переписывается половину фильма.
— Кому ты пишешь? — Я бросаю взгляд на ее экран, запихивая в рот горсть попкорна.
Она краснеет, а ее губы растягиваются в застенчивой улыбке.
— Зейдену Кингсли. Думаю, он мне действительно нравится. Что? Я уже знаю, это безумие, потому что я никогда его не встречала, так что тебе не обязательно это говорить.
— Я не думаю, что это безумие. — На самом деле, приятно, что Мак влюбляется в парня, который кажется добрым и нормальным, а не маньяком-преследователем. — Я рада, что ты наконец-то снова заинтересовалась парнем.
Если кто-то и заслуживает найти любовь и счастье после всего дерьма, через которое она прошла, так это Мак.
Она улыбается.
— Спасибо, подружка.
Я больше не могу держать в секрете от нее то, что произошло между мной и Сейнтом.
— Я сделала кое-что глупое.
Она роняет телефон и фыркает в миску с попкорном.
— Что еще новенького? — Я хлопаю ее по руке, и она смеется. — Ладно, извини, какую глупость ты совершила на этот раз?
— Дурочка, — ворчу я. — Я… могла вломиться в дом моего преследователя, а могла и не вломиться.
Мак ахает, и теперь ее очередь упрекнуть меня.
— Браяр, это на самом деле глупо! О чем, черт возьми, ты думала? И вломилась одна? Почему ты, по крайней мере, не пригласила меня? Тебе нужна поддержка, если ты собираешься сделать что-то настолько опасное и безрассудное!
— Я знаю! Меня беспокоило, что я подумала, что это может быть С. Т. Николсон, и я приняла импульсивное, глупое решение пойти посмотреть, дома ли он, а когда увидела, что его нет, я просто… вломилась.
— Подожди, ты думала, что он мой босс?
