веревки и им он всегда уступал. Это было его слабостью, от нее он никак не мог избавиться и всякий раз наступал на одни и те же грабли. Его лицо напряглось, в голове боролись мысли.
Опыт человеческой жизни показывал, если женщина хочет управлять мужчиной, она должна начать с постели. Марина знала это, но идти по стопам Вероники ей было противно. Всякая женщина хочет оставаться индивидуальностью, в этом ее прелесть и ее природа. Марина видела, что Хавину понравился ее поцелуй, и чувствовала, что он не откажет ей еще, и опять потянулась к нему. Но в это время послышался шум машины и из-за деревьев со стороны поляны выехал автомобиль.
Павел и Марина сделали шаги ему навстречу. Автомобиль подкатил к ним. Из салона выбрался Печаев и выскочил водитель Хавина с компрессором в руках. Бросился к спущенному колесу.
На красном лице Андрея, при взгляде на жену и Хавина, сквозь добродушие проступало подозрительное выражение. Как будто он догадывался, что происходило здесь без него. И он смущенно начал оправдываться перед Хавиным:
– Колесо подвело, Павел.
– Я уже все знаю.
– На что я тут мог наехать, не понимаю.
– Это уже не имеет значения.
– Вы правы.
Водитель быстро управился с колесами, и Марина первая забралась в машину. Кинула последний взор на Хавина, сожалея, что больше не удалось испытать поцелуй Павла, и попрощалась. Андрей сел за руль, махнул через стекло Хавину, завел мотор и машина медленно покатилась по колее. Павел и водитель проводили ее взглядами.
8
До вечера провели у реки. Анатолию уха удалась на славу. Загорали, погружались в воспоминания. А вечером Хавин проводил Адаевского до дому. Выгрузили рыбацкие принадлежности и переоделись. Павел отказался остаться в доме на ночь и вновь вернулся в гостиницу. Администратор удивилась:
– Не чаяла снова увидеть вас! – И сообщила: – После того, как вы съехали, приходили две женщины. Порознь. Обе красивые. Одна из них уже была до этого. Такая пронырливая, въедливая. Помните, сумасшедшая, про которую вы говорили, что она не сумасшедшая. Но она сумасшедшая. Она и на сей раз заставила меня открыть номер и показать, что он пуст. Ненормальная. А вторую я видела впервые. Приятная такая.
Павел понял, первой была Алла Истровская. О второй мог лишь догадываться. Поинтересовался:
– Что вы сказали им?
– А что я им могла сказать? – повела плечом администратор. – Сказала, что вы рассчитались и съехали насовсем.
Хавин оплатил два номера: для себя и водителя. Взял ключ от своего и пошел по коридору.
В номере снял рубашку и сел в кресло. Сидел продолжительно, откинувшись на спинку. Потом сбросил всю одежду и направился в душевую. Струи прохладной воды приятно потекли по телу. Мылся долго, до скрипа кожи. Вода успокаивала. Мысли приобретали стройность.
А чуть раньше, когда Павел вошел в номер, администратор глянула на часы и схватила трубку телефона. С обрывка бумажки из стола набрала номер. Ей ответили. Администратор полушепотом произнесла:
– Это администратор гостиницы. Он вернулся. Вы просили сообщить, если он вернется. Снял тот же самый номер. Один. У водителя другой номер. Подъедете? Хорошо, поняла, подъезжайте, – и торопливо положила трубку на аппарат.
Скоро в дверях гостиницы появилась Вероника. В легком зеленом сарафане с большим вырезом на груди и разрезами на подоле. Протянула администратору деньги и приятным голосом поблагодарила.
– Ну что вы, зачем это? – возразила та и торопливо спрятала купюры.
Вероника уточнила:
– Одиннадцатый?
– Да, да, – услужливо подтвердила женщина.
Вероника подошла к двери номера и слегка надавила на нее, дверь подалась. Женщина тихонько вошла. Шум воды в душевой показал, где находился Павел. Вероника щелкнула замком, заперла и проворно разделась. Сняв одежду, окинула взглядом стройную фигуру. Хороша. Ее сердце билось учащенно. Как примет Павел ее неожиданное появление? Между тем ничто сейчас не могло женщину остановить. Высоко вскинув голову, открыла дверь в душевую.
Павел стоял под душем спиной к ней. Она безмолвно подступила и дотронулась до его тела. Он резко обернулся и оторопел от неожиданности. В глазах вспыхнуло изумление. Вероника? Приятное тепло пошло по телу. Ладонью вытер с лица воду:
– Вы?
– Я, – ответила она. – Вы пустите меня под душ? Или вы не рады мне?
Павел посторонился:
– Вы удивительны.
– Я знаю. – Вероника ступила на душевой поддон под струи воды и прижалась к Павлу.
– Вы удивительны, – снова повторил он и его руки заметались по ее телу, а губы нашли ее губы. Павел целовал тело женщины с удовольствием, а она с наслаждением подставляла его. Сейчас он забыл обо всем, что рассказывала Марина. Мир словно перевернулся.
После душа Вероника раскидалась по кровати и протянула к нему руку.
Очень долго они занимались любовью, вечер сменился ночью, когда затихли. Лежали молча. И тут в сознании Хавина стали медленно выплывать слова Марины. Лицо Аспенского. Появилось беспокойство. Он не понимал себя. Почему он не оттолкнул Веронику? Чего он хотел, чего он ждал от этой женщины? За плечами у каждого из них половина жизни, у каждого есть нечто, о чем не хочется вспоминать. Вряд ли о его жизни она что-то знает, но должна узнать, что ему о ней известно теперь немало.
Павел пошевелился:
– Ведь это он прислал вас ко мне. – Хавин не назвал имени Аспенского, но Вероника прекрасно поняла, кого тот имел в виду.
Отрицать что-либо было бы безумием, ибо ложь могла сразу воздвигнуть между ними глухую стену. Понятно, что в уши ему уже успели напеть. Это было ужасно. Помочь ей сейчас могла только правда, какой бы она ни была.
– В прошлый раз, да, это он отправил меня с вами, – досадливо подтвердила женщина. – Так, к сожалению, случилось, и этого уже не переделать. Но сегодня я пришла к вам сама, Павел. Он не знает об этом. Ему и не нужно об этом знать. Я не желаю сейчас о нем говорить. У меня сразу испортилось настроение. Я хочу, чтобы между нами была полная ясность, Павел. Вы должны поверить мне, что теперь я сама пришла к вам. Я – сама, – в ее глазах задрожала слеза.
– Я верю, – успокоил он. – Но не понимаю, зачем? Ведь вы добились, чего хотели.
Вероника вздохнула, как устала она от тяжкого груза прошлого:
– После нашей встречи, Павел, во мне многое изменилось, – она хотела бы рассказать ему все о своих душевных муках, но никак не могла найти нужных слов, а те, которые в этот момент возникали в голове, казались ей неубедительными, бездарными и блеклыми. Она опять
