листвы на ветру и взъерошенного от капели воробья… О чем еще могут мечтать десятки молодых живописцев, бредущих нестройной толпой, например, по Ботаническому саду? Разве что о нормальном этюднике.
– Вот, значит, ей на ретрит поехать денег надо, – Тая чуть не плакала от возмущения. – Она нервы успокаивает! А мне? У подольского этюдника ножки гнутся, весь качается! Понятно, он копейки стоит! – чуть не плакала. – Тая, мы небогаты! – девушка передразнила мать. – Попробуй обойтись малым!
Шмыгнула носом, нахмурилась. Сережка, который нес на плече ее сумку и тот самый злополучный этюдник, достал сигареты, подумал.
– Тай, – спокойно закурил, – а какая цена вопроса?
Она округлила глаза:
– Ты же не предлагаешь мне брать деньги у тебя? – спросила почти обиженно.
– А почему нет? – пожал плечами. – Ты же берешь у парней?
– Это другое! – в глазах праведное возмущение.
– Почему? – спросил, хотя уже знал ответ.
Нет, Тая, нет! Черт, покраснела. Ладно, сейчас осадим немного романтику.
Затянулся, прищурившись, выпустил дым в сторону:
– Так сколько нормальный этюдник стоит?
– Почти двадцатку, – пробормотала, надув губки.
– Тай, – дернул подбородком. – При хорошем раскладе это меньше, чем мне платят за час, – посмотрел ей прямо в глаза.
Глава 29
Побледнела, губы задрожали. Да, девочка. Пусть лучше так. Снова затянулся горьким дымом:
– Для меня эта сумма почти ничего не значит, – поймал ее взгляд. – А тебе рисовать будет удобно.
Тайка отвернулась, засопела…
– А ребята так же зарабатывают? – спросила с вызовом.
– Я в чужие кошельки не лезу, – подумал. – Но Андрей, скорее всего, меньше. Сильно меньше. А Лешка столько же или даже больше, – пожал плечами. – Не знаю, какой у него процент.
Тайкино сопение стало напоминать всхлипы.
– Тай? – позвал тихо.
Обернулась. В глазах слезы. Хорошо. Так лучше, малышка.
– Номер карты давай?
– Я не возьму у тебя денег, – очень тихо, почти сквозь зубы.
Повел подбородком, демонстративно отвернулся.
Пора это прекращать. К мальчишкам она относится, как к братьям. Поэтому и деньги от них легко берет. А к нему нет?
– Ну ладно, – обиженно отвернулся, поджал губы.
– Сереж? – позвала несмело. – Сереж, – взяла за руку.
Он не шелохнулся.
– Ну ладно, блин! – топнула ногой. – Ладно!
Сережка не выдержал, улыбнулся, все еще не глядя на нее.
– Что? – спросила растеряно.
– Я только что получил право давать тебе деньги, да?
Покраснела, захлопала ресницами, растерялась. Сережка не выдержал, рассмеялся, приобнял ее, погладил по плечу.
– Говори, куда переводить, – посмотрел в глаза. – Обещаю своим правом не злоупотреблять!
– Да ну тебя! – легонько пихнула его локтем под ребра.
Сережка достал смартфон, открыл банковское приложение, вопросительно посмотрел на Таю. Та вздохнула:
– К телефону привязана.
Сергей сделал перевод. Поднял на нее глаза.
– Пришли?
Ее смартфон тихо пиликнул, она достала, посмотрела входящие сообщения. Кивнула.
– Ну и все, – Сережка старался смотреть на нее максимально спокойно. – Купи себе нормальный этюдник. Будешь расплачиваться картинами, – усмехнулся. – Давно свежих не дарила!
– Фигасе! – взяла его под руку, толкнула в бок. – И сколько я на эту сумму должна вам картин написать?
– Хватит пары! – хитро улыбнулся. – Люблю твои пейзажи.
– Да? – прищурилась. – А портреты не любишь?
– Твои люблю, – парировал. – Свои не люблю!
– Почему же? – вскинула брови.
– Ты сильно приукрашаешь действительность.
– Ха! Я художник! Я так вижу! И вообще, – окинула его голодным взглядом. – У тебя такая пластика! Рисовала бы и рисовала.
– Тая! – отвернулся, пряча смущение. – Нет!
– Не, а чё я там не видела? – вскинула брови.
– Нет! – почти выкрикнул, смеясь.
– Совсем нет? – нахмурила лобик,
– Совсем нет, – ему нравилось ее дразнить.
– А представляешь, – она вдруг выскочила вперед, встала перед ним, глаза у нее коварно заблестели, – акварелью обнаженку!
Серый фыркнул:
– Нет! Рисуй птичек и бабочек! – а сам уже хохотал.
– Ну вот… – надула губки в притворном расстройстве. – Кстати, про бабочек смешной анекдот был, когда француженка говорит своему мужу: «Жан, наш мальчик уже взрослый, пора рассказать ему, откуда берутся дети! Начни хотя бы с бабочек!»
– Знаю! – отрезал.
– Знаешь? – почти удивленно. – Ну бли-ин. Я думала, повеселю тебя.
Сережка просто прижал ее к себе, в голос расхохотался. Рядом с ней ему действительно было очень легко смеяться.
***
Дни становились все длиннее, ночные заморозки почти прекратились, и вот уже наступила та пора, когда иногда можно выйти на улицу без куртки, а дома хотелось распахнуть окна, несмотря на еще включенное отопление.
Тайку переполняла жажда деятельности. Ей хотелось все перемыть, переставить, выкинуть ненужное, притащить в дом новое. И плевать, что это был не ее дом. Воспользовавшись тем, что у нее были ключи, она выбрала свободный день и примчалась к ребятам мыть окна и стирать шторы.
Сперва она зарулила с этим к Андрею, но… Там была Настя! Эта неугомонная мышь уже люстры протирала, когда Тайка пришла. Та только фыркнула с досады, когда это увидела.
– Чем недовольна? – спросила Настя свысока. Нет, вовсе не высокомерно, просто она стояла на сложной конструкции из столов и стульев под потолком.
– Чего меня не дождалась? Вместе бы сделали!
– О! Че тут делать-то? Три окна, четыре люстры. Гладить любишь?
– Ну так… – протянула Тайка.
– Пойди шторы погладь, пока влажные. Я гладить ненавижу.
– Давай! – Тайка подпрыгнула и умотала в кладовку, где у ребят стояли доска и утюг. – У тебя что с зачетами?
Настя тоже еще училась. Они с Андреем были одногодки.
– Тая! – теперь уже немного высокомерно отозвалась из-под потолка Настя. – Я второй год работаю на своей кафедре! Что у меня может быть с зачетами?
– Я не знаю, – съерничала таракашка. – Я у себя на кафедре не работаю!
– Да все уже проставлено автоматом, – Настя, аккуратно став на колени, спускалась со своей каталонской башни.
Она была из тех, кого называют «ботаниками». Хорошенькая девушка умудрялась прятать свою внешность под бесформенной плотной одеждой и толстыми очками
