Джон продолжил прерванный было исход из мешка. В ожидании Уилла мы с ним незлобиво начали свое утро с того, что стали по очереди напевать песни из фильмов – кто что помнил. Наш вдохновенный вокал был прерван вопросом Уилла: «Ребята, чего вы палатку не снимаете?»
Мы выглянули и увидели, что они уже сняли верхний чехол и сушат палатку на ветру. Уилл сказал: «Пока дует свежий ветерок, нужно просушить палатки, чтобы не пришлось их раскладывать заново». В этом был здравый смысл. Новая вводная Уилла несколько противоречила вчерашним планам, но на то они и планы, чтобы их менять. В данном случае просушка палаток была, несомненно, более важным делом, чем запись обращения к потомкам, в котором, наверняка, так или иначе прозвучала бы тема важности бережного и рационального отношения к экспедиционному имуществу. Так мы несколько внезапно от песен перешли к делу.
Палатка на ветру просохла достаточно быстро, и нам потребовалось немного времени, чтобы снять лагерь и все снести вниз, к поджидавшим нас каноэ. Понятное дело, никто за ночь на наши каноэ не посягнул, и дело не только в безусловной честности и порядочности обитателей, но и в том, что в начале мая в этих северных краях каноэ никак и никем не могут рассматриваться как средство передвижения, полезное в хозяйстве.
Собаки, которые вчера, перепугавшись во время нашей беспорядочной стрельбы, умотали в сторону поселка, так и не вернулись за ночь. У нас была надежда на то, что они где-то в Черчилле. Наверняка, их кто-то подловил, а если и нет, то они, скорее всего, придут к стоянке, потому что собаки обычно всегда возвращаются именно туда.
Так оно впоследствии и оказалось. Мы вышли около десяти часов. Снег, конечно, уже набряк и осел, потому что солнце светило вовсю и ощутимо пригревало. Мы весело, под горку, подошли к реке и стали пересекать ее устье по большим массивным ледяным плитам и глыбам, покрытым в отдельных местах неглубокой, сантиметра три-четыре, водой.
Трещин было много, но больше всего нас, конечно, изматывало то, что в любой момент можно было неожиданно провалиться в снег, потому что между блоками льда находились глубокие снежные ямы, в которые можно было провалиться по колено и выше.
Короче говоря, мы старались выбрать хороший путь, и это у нас почти что получалось. Шли мы параллельно берегу, не углубляясь особо в торосы, потому что прибрежная часть, естественно, всторошена сильнее. Однако потом все-таки пришлось свернуть, и здесь у нас с Джоном разгорелась дискуссия на излюбленную, особенно при хорошей погоде, тему «Верной ли дорогой идете, товарищи!?» (при плохой погоде, когда холодно и ветер встречный, никаких вопросов относительно выбираемого мною в той или иной ситуации направления движения у моих товарищей не возникало).
Джон предлагал не сворачивать к берегу с его угрожающих размеров торосами, а продолжать так и идти параллельно береговой черте по относительно ровному льду и свернуть попозже. Я бы в иной ситуации, конечно, с ним согласился, потому что движение по морскому льду – это всегда поиск компромиссов между направлением, в котором надо идти, и направлением, в котором просматриваются наиболее ясные перспективы для движения. Прямого пути к цели на морском льду практически не бывает. С этой точки зрения Джон был абсолютно прав, настаивая на продолжении движения в обход торосов, но я увидел след «бурана», который мог бы нас вывести к цели по более короткому пути. Короче говоря, мы свернули и пошли между двумя хорошими путями, попав в результате в такие непролазные дебри, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Каноэ почти не двигалось, приходилось все время возвращаться, проваливаясь по пояс в рыхлый снег, ругались на всех трех языках, но тащили, тащили эти сани. Вот тебе и простой денек! В итоге путь оказался достаточно долгим, зато потом, когда вышли к самому берегу, попали на участок ровного льда, покрытого водой. Скольжение было хорошим, мы пошли достаточно быстро и уверенно и вышли к стоянке собак Брайана Ладуна.
Много собак, привязанных на длинных цепях прямо около берега, повсюду вокруг разбросаны обглоданные кости оленя, тут же рядом валяется скелет. Таким образом Брайан кормит своих собак.
Увидев нас, собаки, конечно, галдеж подняли страшный, но мы невозмутимо проследовали мимо и, поднявшись по единственному сохранившемуся снежному «языку» наверх, в поселок, попали в непростую ситуацию. Снег везде растаял, а единственная дорога, которая вела нас более или менее по снегу, шла через заросли кустарников, которые выглядели ничуть не лучше в смысле возможности движения по ним, чем только что покоренные нами береговые торосы. Однако выбора особенного не было, и мы пошли.
Проваливаясь по пояс, мы карабкались, преодолевая каких-то этих жалких 100 метров, минут, наверное, десять или пятнадцать буквально на четвереньках, как собаки. Пришлось нам попотеть и почертыхаться изрядно на этом участке, потому что снег уходил прямо из-под ног, а цель казалась такой близкой.
После этого дело пошло полегче, потому что мы выбрались на улицу и, выбирая места, покрытые водой, снегом или льдом, дошли до дому. Все это у нас заняло около двух часов.
Уилл и Мицурик финишировали через пять минут после нас, и мы оказались там, где сейчас находимся, – в гостеприимном доме Бонни. Кофе она уже нам приготовила с каким-то сэндвичами. Мы подкрепились. Бонни осторожно спросила, что мне в кофе добавить – молока или сливок. Я ответил, что пива. Пива у нее не оказалось.
После этого началась разборка всего того, что мы привезли. Провиант отдельно. Я как представитель страны, переходящей к рыночной экономике и потому остро нуждающийся абсолютно во всем, конечно, захватил лидерство, отбирая то, что можно взять по окончании экспедиции, в частности, даже печи засунул себе в сумку. «Coleman» – очень практичная бензиновая двухкомфорочная печурка, обычно используемая автомобилистами. Еще я взял неимоверное количество ботинок известной марки «Timberland». Уилл заказал эти ботинки специально, чтобы опробовать их, когда мы тащили каноэ. Брал он их, наверное, в расчете на неизбежное удлинение стопы в процессе долгой ходьбы по ледовым буеракам, и потому ботинки эти были просто огромные – 13-го размера, что соответствует нашему 46-му. Наверное, можно будет здесь как-то реализовать.
Короче говоря, с вещами разбирались, а потом мне как уже проявившему себя специалисту-прозектору выпала почетная задача нарезать мясо. Мне выдали уже оттаявшую оленью ногу, и я, вооружившись знаменитым ножом Мицурика, который уже раз использовался в Арвиате для этой цели, разделал тушу и сложил нарезанное мясо в морозильник.
Наши американские напарники исчезли
