его рука зависла над аккуратными черными сигариллами. На его лице появился странный вид — жесткая неподвижность, как будто волна льда обрушилась на его черты.
Я нахмурила брови, и мой взгляд проследил за его рукой над коробкой, застывшей в середине движения, как будто его мышцы застыли без его разрешения. Его безымянный палец дергался хаотичными рывками, от которых дрожала вся рука.
Несколько долгих секунд мы смотрели на его руку.
Затем он плавно переложил коробку в другую руку, быстро достал сигариллу и зажал ее между зубами, снова убирая коробку.
Этого момента как будто и не было. Он подмигнул мне, улыбаясь ровной, обаятельной и вечно невозмутимой улыбкой.
— Удачных тренировок, — сказал он. — Я оставлю тебя. У нас впереди несколько напряженных месяцев.
И он ушел, не сказав больше ни слова.
ОТЛИЧНО. Я была не в форме.
Мне было хорошо чувствовать свои клинки снова в руках, но восстановление этой части моей рутины только подчеркнуло, насколько многое изменилось. Я перешла от жизни в движении весь день на протяжении каждого дня, к лежанию в кровати и разглядыванию потолка. Удивительно, как сильно может ухудшиться состояние за месяц.
Месяц. Даже больше. Я не понимала, сколько времени прошло, пока физически не ощутила, как изменилось мое тело за это время.
С каждым вздохом, каждым упражнением, каждым ударом о жесткую ткань тренировочного манекена, я всё больше осознавала это.
Месяц.
Больше полного цикла луны мой отец был мертв.
Я пыталась прогнать эту мысль. Пыталась заставить свои мышцы болеть сильнее, чтобы сердце болело меньше. Это не помогло. Мысли все еще преследовали меня.
Месяц.
И я только что заключила союз с тем, кто убил его.
Я открыла дверь для одной безобидной мысли, и прежде чем я смогла остановить себя, она превратилась в нечто чудовищное.
Месяц.
Сколько раз я была на этом тренировочном ринге с Винсентом? Бесчисленное количество раз. Сейчас я практически слышала, как он выкрикивает мне приказы.
Быстрее. Сильнее. Не будь небрежной. Ты недостаточно стараешься, маленькая змейка. Этого будет недостаточно, когда случится что-то серьезное.
Он сильно давил на меня. Иногда я заканчивала наши занятия, развалившись в луже собственной рвоты.
Я давил на тебя, потому что хотел, чтобы ты была в безопасности, — прошептал Винсент мне на ухо.
Он давил на меня, чтобы я могла защитить себя.
Все в этом мире опасно для тебя, напомнил он мне.
Потому что я была человеком.
Но это не так.
Это была ложь. Все это было ложью.
Мои удары по манекену становились все быстрее, сильнее, небрежнее. Мои легкие горели. Грудь болела. Ночной огонь расцвел на острие моего клинка, окружая меня белыми пятнами.
Но я не была человеком.
Сколько раз я практиковала свою магию с Винсентом на этом ринге? Сколько раз он говорил мне, что моя сила, скорее всего, никогда ни к чему не приведет?
Неужели это тоже была ложь?
Ты знал? спросила я, нанося очередной удар по тренировочному манекену, набивка которого развалилась под действием силы.
Голос Винсента затих.
Почему ты не сказал мне?
Почему ты солгал мне, Винсент? Почему?
Тишина. Конечно.
Ночной огонь вспыхнул дикой волной, окружив меня ослепительной вспышкой. С отрывистым ревом я вонзила свое оружие в манекен, заставив его упасть. Мой удар был таким неуклюжим, таким жестоким, что я случайно отправила в него свой клинок, и металл ударился о землю с оглушительным звоном.
Я едва услышала его за звуком своего дыхания.
И тут я услышала позади себя знакомый голос.
— Я не понимал, как мне повезло, что я жив, пока не увидел это.
Райн.
Я зажмурила глаза, быстро смахивая слезы. Черт.
— Точно, — задохнулась я. Это прозвучало жалко и слабо.
— Ты, похоже, запыхалась.
О, да пошел он.
— У меня просто давно не было практики.
— Нужен партнер?
— Нет.
Он все равно подошел.
Я все еще не хотела смотреть на него, мне было стыдно за то, что я позволила ему увидеть. Я плакала и била воздух, как ребенок. Очень мило.
Но его молчание было слишком долгим. Слишком многозначительным.
Наконец, я повернулась к нему.
— Что? — огрызнулась я.
Он открыл рот, но потом, похоже, одумался.
— Ничего. Ты уверена, что не хочешь спарринг? Это лучше, чем бить манекен. В конце концов, тебе придется тренироваться со мной. — Он потянулся за своим мечом, приподняв бровь. Только сейчас мне пришла в голову мысль о том, как странно, что он всегда держал меч при себе, даже когда гулял по собственному замку. Возможно, он чувствовал себя здесь так же неуютно, как и я.
Он добавил с заговорщицкой полуулыбкой:
— Я предлагаю только потому, что не вижу здесь никаких окон, из которых ты могла бы выбросить меня на этот раз.
Я не знаю, почему я колебалась. Мне нужно было напомнить себе, как сражается Райн — нужно было убедиться, что я смогу поразить его, когда понадобится.
И все же… мне было не по себе.
Я отогнала это ощущение и сказала:
— Ладно. Если ты хочешь спарринг, тогда давай сражаться.
И я не дала Райну времени среагировать, прежде чем сделать выпад.
Но он был готов. Он легко блокировал и парировал мои удары.
Все это было легко — вот что делало это таким трудным.
Когда я сражалась с Райном в оружейной, мне так не хотелось вспоминать о том, как хорошо мы знали друг друга, как слаженно сражались вместе. Теперь же, когда я орудовала своими клинками, а не тем неуклюжим мечом, нас окружали призраки нашей последней битвы в Кеджари. Боль в мышцах утихла. Мы вдвоем пронеслись по тренировочному рингу, словно в танце.
Я ненавидела и любила это. Это было что-то твердое, за что можно было ухватиться, что-то бездумное и болезненное во всех физических местах, с которыми я могла справиться. И все же, каждый удар Райна напоминал мне о том, что мы когда-то были знакомы. Напоминал мне о том, для чего он использовал его.
Месяц.
Я издала бессловесное ворчание от напряжения, когда лязг металла о металл стал быстрее, быстрее, быстрее. Я видела, как его рот искривился в едва заметкой улыбке, совсем чуть-чуть, и услышала то, что он не сказал вслух:
А вот и она.
Ночной огонь вспыхнул вокруг меня, на этот раз не просто цепляясь за мои клинки и руки, но и охватывая все мое тело.
Райн дернулся назад, его рука взлетела вверх, чтобы закрыть лицо, и этого было достаточно, чтобы вывести
