отхлебнул вина, а потом начал давиться и плеваться этой мерзкой пеной. А потом он упал на пол в мучениях. Отравлен! Им!
Хуэй разинул рот. - Н-нет, - заикаясь, произнес он. - Я этого не делал! Я бы никогда...
- Хватит твоих фальшивых страданий! - Бакари разгневался, тыча в него пальцем. - Хави был отравлен, и не может быть никаких сомнений в том, что это сделал именно он. Его собственный сын.
***
Яма была глубокой и темной. Хуэй лежал на спине на скользких камнях и смотрел на круг голубого неба в конце черной шахты. В Лахуне его называли "Колодец". Когда-то здесь был колодец, так говорили писцы, один из немногих в пустынных землях, но он иссяк, и живые уже не помнили о нем. Это было место, куда бросалинасильников, убийц, воров и прелюбодеев, пока они ждали свершения правосудия Маат. Всех жуликов, головорезов, самых безнадежных и жалких членов общества.
Хуэй вдохнул влажный воздух, пропитанный горьким запахом крысиной мочи. Каждую ночь грызуны сновали поблизости, выбираясь из узких туннелей, пронизывающих стены.
Каждая косточка в его теле болела. В голове все еще звенело. Это были последствия того, как грубые руки бросили его в это грязное место.
Халат Хуэя – его красивый халат, последнее, что напоминало ему об отце, – был порван острыми камнями, которые обрушились на него по пути вниз. Грязь из ямы испачкала некогда чистое белье. Но больше пострадал его дух. Слеза скатилась по грязи на его щеке.
Его мысли вернулись к тому ужасному моменту, когда свет его отца окончательно померк. Сколько раз он содрогался от ужаса при этом воспоминании, пытаясь понять то, что казалось за гранью безумия? Как могло случиться, что его отца больше нет? В одно мгновение они праздновали свою величайшую победу, а в следующее их мечты рухнули.
Его горе было так велико, что Хуэй подумал, что он может умереть.
Он вспомнил, как пьяные гости превратились в толпу, когда на него посыпались обвинения. Как они могли подумать, что он способен отравить собственного отца? Но его заверения в невиновности были заглушены яростными требованиями справедливости. Эти мужчины и женщины любили Хави. Его отец отвечал за их безопасность и за порядок в их жизни. Они признали, что он самоотверженно выполнял трудную работу. И теперь, когда угроза гиксосов лишала их сна каждую ночь, единственный человек, который мог бы им помочь, был мертв.
Кто мог подсыпать яд в вино? Шпион гиксосов? У кого еще могло возникнуть желание убить такого любимого человека, как Хави? Может быть, один из рабов был у них на жалованье? У него голова шла кругом от вопросов.
Хуэй приподнялся на локтях. Вспышки боли пронзили его суставы. Были ли это шаги, которые он слышал? В скале была вырублена лестница, ведущая к подножию Колодца, где в камне было вырезано небольшое отверстие. Именно через него его тюремщики проталкивали хлеб и чашки с водой, которые поддерживали его жизнь, пока не будет принято решение о его судьбе.
- Хуэй? Ты здесь?
Голос Ипвет разнесся во мраке. Хуэй с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, подошел к отверстию.В полумраке он разглядел лицо сестры и почувствовал, как его сотрясает очередной всхлип. Ее глаза были покрасневшими, щеки - впалыми. Ее губы задрожали. В ее меловой бледности он не увидел сна. Грязь все еще покрывала ее подбородок в том месте, где она намазала его для траура, когда она шла по городу, ударяя себя в грудь.
- Это был не я, - прохрипел он. - Я не убивал отца...
Она просунула руку в щель, и Хуэй схватил ее, как утопающий. Его пальцы сплелись с ее пальцами и крепко обхватили их.
- Я никогда в тебе не сомневалась, - сказала она. - Я слишком хорошо тебя знаю, брат. Я знаю твою любовь к... к отцу.
- Если только меня освободят из этого заключения, я смогу помочь в поисках того, кто совершил это ужасное преступление. - Его голос стал жестче, когда его горе превратилось в холодную, праведную ярость.
Ипвет убрала руку. - Они хотят удержать тебя здесь. Я бы хотела, чтобы это было иначе, я действительно хочу. Но я слышу это в их голосах...
- Чьих голосах?
- Господин Бакари остался, чтобы наблюдать за судом. Он также считает, что это было нападение и на него. Если бы его чаша уже не была полна, он мог бы выпить то же отравленное вино, что и отец. Мысль о том, что он мог умереть, пробрала его до глубины души.
- Но почему я?
- Ты принес вино.
- И это все? Я ничего не смыслю в ядах.
Хуэй мысленно вернулся назад. Как получилось, что он принес кувшин в ккабинет? Но он был слишком одурманен собственным пьянством, и воспоминания были не более чем размытыми.
- Дебаты бушуют далеко от моих ушей, но споры жаркие. На данный момент они не видят другого виновника. Но Кен сражается за тебя – ты можешь найти в этом некоторое облегчение.
- Кен?
- Он сказал мне, что не успокоится, пока не докажет твою невиновность. Он говорил о твоем характере, твоей честности и мужестве и... твоей преданности... - Ее голос звучал сдавленно. - Господин Бакари намерен позволить Кену занять место отца в качестве нового губернатора, хотя бы на некоторое время, пока не будет найден преемник.
- Кен слишком молод... Ему не хватает опыта.
- Но у него есть сила и мужество. Ты сам сказал тем, кто был на пиру, что Кен сыграл ключевую роль в том, чтобы помочь тебе вернуть Камень Ка. - Ее лицо просветлело. - Верь, брат. Если Кен станет губернатором, у него будет некоторая власть над процессом. Он сможет сделать так, чтобы твое имя было очищено, а истинный убийца найден.
Ипвет была права. Он не должен терять надежду. Несмотря на разногласия, которые тлели в течение последних нескольких дней, Кен был всем, что у него теперь было.
- Хотелось бы мне быть рядом, чтобы утешить тебя, - добавил Хуэй нежным голосом. - Находишь ли ты путь через это несчастье?
Когда его сестра наконец заговорила, ее слова были полны такой боли, что
