– Теперь о регламенте, – сказал Олден. – Двери откроются в половине восьмого. Организационная часть начнётся в восемь с избрания членов правления.
– Когда вы хотите, чтобы я начал?
– Между восемью и половиной девятого. Возьмёте свой ключ и войдёте через боковую дверь. И подождёте в служебке с Данди, пока мы не будем готовы представить вас.
– Данди выходит на публику вместе со мной?
– Данди остаётся в подсобке весь вечер. Он переключает на себя внимание аудитории. Ещё вопросы?
– Форма одежды?
– Я бы сказал… пиджак, без галстука. Кстати, и северная, и южная парковки обе будут забиты машинами, но вам зарезервировано место у боковой двери.
Квиллер нашёл, что вести дела с Олденом – одно удовольствие: на редкость организованный человек.
Бешеные курбеты Коко в кухонном окне заставили Квиллера ускорить шаг, чтобы поскорее оказаться дома. Но, как ни странно, телефон не звонил.
Ещё более странно, что, когда он всё-таки зазвонил, это был нежданный звонок от Мойры Мак-Дайармид.
– Мне нужно посоветоваться с тобой, Квилл. Ты не занят сейчас?
– Здесь нет никого, кроме двух любопытных котов, а им можно доверять. О чём речь, Мойра?
– Мы с Кипом договаривались на днях пообедать с тобой и Полли, но мой муж терпеть не может домыслов, а это, как бы сказать, нечто… наводящее на размышления, скажем так.
Любопытство Квиллера было задето. И хотя сам он не принадлежал к распространителям досужих вымыслов, выслушивал их охотно, особенно когда о них говорили как о «наводящих на размышления». Жена его приятеля предлагала где-нибудь встретиться – а такое нелегко было устроить, не вызвав подозрений, – как в Локмастере, так и в Пикаксе. Он понимал задачу.
– Ты слушаешь, Квилл?
– Слушаю. И думаю. Мне нужна тема для очередной колонки, а поскольку Данди стал буквально почётным гражданином Пикакса, небольшая лекция о породе «джемовых» весьма заинтересует моих читателей. Так что имеет смысл взять интервью у единственного в наших краях специалиста в этой области. Ты можешь уделить мне время завтра после полудня?
– О, Квилл!
– Сколько постояльцев в твоём кошатнике на данный момент? Будут ли они свободны, чтобы дать мне интервью завтра в половине второго?
После нескольких осторожных слов со стороны Мойры и нескольких уклончивых – со стороны Квиллера они положили трубки. Квиллер давился от смеха: нет ничего лучше маленького заговора, чтобы подсыпать перца в рутину повседневной жизни. Что же касается Коко, то он сидел на кухонной стойке и слушал. Откуда он знал, что телефон зазвонит? Откуда он знал, что позвонит «кошачья мама» из соседнего округа?
Коко соскочил со стойки и, шмыгнув под кухонный стол, уставился на свою пустую миску. Квиллер дал ему кусочек сыра и сам попотчевал себя ломтиком гауды.
В тот знаменательный вечер пятьдесят граждан из округа Мускаунти встретились в «Сундуке пирата», чтобы учредить Пикакский литературный клуб. Они избрали его президентом Лайла Комптона, вице-президентом – Мэвис Адаме, Джилл Хендли – секретарем. Горда Шоу – казначеем и Олдена Уэйда – режиссёром спецмероприятий.
Докладчик, щеголяя зелёным блейзером и холеными усами, подъехал к книжному магазину, отыскал зарезервированное для его машины место и вошел в боковую дверь, отперев её собственным ключом. Пегги кормила кота.
– Что, сегодня вечером Данди, следуя моде, обедает поздно? – спросил Квиллер.
– Это я нарушила график, – сказала Пегги, – задержалась из-за своей работы, но он не сердится. С чего это вы крадётесь в заднюю дверь, мистер К.? Вы, звезда нынешнего вечера!
– Мне велели явиться сюда и не показываться, пока меня не позовут… Кстати, ваш перегруженный работой компьютер в состоянии сделать небольшое разыскание для «Пера Квилла»?
– С удовольствием! А что нужно?
– Вы видели, как магазин передавали городу? Там ещё произошла перепалка по поводу разрезания ленточки. Так вот. Как возник этот обычай? Когда? Где? Почему? Мне нужно это к началу следующей недели.
В этот момент раздался стук в дверь, и Квиллер двинулся вслед за Олденом Уэйдом туда, где шло собрание.
– Подождите входить, Квилл. пока я со всей торжественностью – всё, кроме фанфар, – не объявлю о вас публике! Тогда – бросок в дверь и уверенным шагом на подиум. Вы знаете, чем взять аудиторию!
Квиллер ждал, пока не услышал: «Джеймс Макинтош Квиллер!» Он выждал ещё три секунды, после чего стремительно вошёл, приветствуя зал жестом, так хорошо знакомым всем пешеходам в центре Пикакса. Все пятьдесят членов нового клуба встали; разразился шквал аплодисментов.
Что и говорить, он был не только популярным журналистом и внимательным к чужой беде человеком. Он был ещё и тем, чьё скромное присутствие ощущалось за Фондом К. и всем, что было им сделано для Мускаунти.
Он шёл по проходу, любезно кивая вправо и влево, вскинув обе руки ладонями вниз, стараясь усадить хлопающих ему обратно на места.
Свет потускнел, только одна лампочка мягко освещала лектора и кафедру. На задней стене появилась сильно увеличенная старая выцветшая фотография: хрупкий старичок перед старой книжной лавкой.
Леди и джентльмены!
Мы не собрались бы здесь сегодня вечером, чтобы открыть литературный клуб при первоклассном книжном магазине, если бы не покойный Эддингтон Смит.
(Продолжительные аплодисменты.)
В течение пятидесяти лет он продавал подержанные книги в старой лавчонке, на месте которой теперь стоит это здание. А до Эддингтона его отец торговал книгами вразнос, тащась от двери к двери, и вместе с ним, когда не нужно было идти в школу, шагал Эдд, его добросовестный помощник.
(Визуальное сопровождение: отец и сын на фоне лошади, запряженной в повозку с надписью «Книжный фургон Смита».)
Книги продавались в кредит: десять центов сразу, остальное потом. Эддингтон говорил мне, что со стороны покупателей не было ни одного случая неуплаты.
Не приходило ли вам в голову, леди и джентльмены, что Эддингтон – весьма утончённое имя для того скромного Эдда, какого мы знали? Эддингтон – девичья фамилия его матери. Она была школьной учительницей в те дни, когда в одной комнате обучались дети разного возраста и уровня подготовки.
(Визуальное сопровождение: женщина с суровым лицом в блузе с воротничком-стойкой, в руках – книга и линейка.)
Линейка, надо полагать, – чтобы бить по рукам тупых и нерадивых учеников. Эдд всегда с любовью говорил о своём отце, но о матери даже не упоминал. Возможно, линейка проходилась по его рукам слишком часто.
(Смех.)
Но до суровой матери и любящего книгу отца… был ещё дед нашего Эддингтона.
