— Ты, должно быть, на собрании выпил, — сказала матушка папаше. — Я вот думаю, ты как, собираешься выезжать на такси?
Папаша нацепил на вилку несколько кусочков картошки:
— Никто не хочет брать такси. Сплошной простой сегодня.
— Дядю Лу когда-нибудь ловили?
— Никогда. Лу был хорош в своем деле. Братья Гринальди никогда его не подозревали. Они думали, что Джо подсылал Вилли Фокса. Однажды они прижучили Вилли, и тогда Лу прекратил взрывать машины Гринальди.
— Обожежмой.
— Да все вышло путем, — успокоил папаша. — Лу ударился в оптовую торговлю фруктами и преуспел в этом деле.
— Клевый браслетик у тебя на запястье, — заметила Бабуля. — Новенький?
— Вообще-то это половина от наручников. Я случайно замкнула их на себе, а потом не смогла найти ключ. Поэтому пришлось перепилить. Нужно бы сходить к слесарю открыть их, но у меня не было времени.
— У Мюриель Сликовски сын слесарь, — вспомнила матушка. — Я могла бы позвонить Мюриель.
— Может быть, завтра. Сегодня я должна съездить в Атлантик-Сити. Я проверяю кое-какую наводку на Максин.
— Мне стоит съездить с тобой, — заявила Бабуля, спрыгивая со стула и устремляясь к лестнице. — Я могла бы помочь. Я там смешаюсь с толпой. Атлантик-Сити полон таких старых милашек, как я. Дай только переоденусь. Я мигом буду готова!
— Подожди! Не думаю…
— Все равно сегодня ничего хорошего по телевизору, — прокричала Бабуля уже со второго этажа. — И не переживай. Я приготовлюсь, как следует.
Меня смело со стула.
— Никакого оружия! — Я обратила свой взор к матушке. — У нее же не хранится до сих пор тот сорок пятый, а?
— Я обыскала всю ее комнату и не смогла найти его.
— Я хочу, чтобы ее обыскали с головы до ног, раздев догола, прежде чем она сядет в машину.
— Ни за какие деньги в мире, — воспротивился папаша. — Даже под страхом смерти не взгляну на эту женщину голой.
* * *
Лула, бабуля Мазур и я стояли в холле, ожидая, когда Салли среагирует на дверной звонок. На мне была короткая джинсовая юбка, белая футболка и босоножки. Бабуля надела красно-синее платье из набивного ситца и белые кеды. Лула вырядилась в красное вязаное платье с низким вырезом, которое не достигало дюйма три до ее задницы, красные чулки и лакированные босоножки с ремешками на высоких каблуках.
А Салли открыл двери при полной женской амуниции. Черный парик, как положено, серебристое с блесками, обтягивающее, тоже не доходившее на три дюйма до задницы платьице и босоножки на платформе и высоченных каблуках, с которыми он достигал шести футов восьми дюймов[24]без волос.
Салли подверг меня беглому осмотру.
— Я думал, мы маскируемся.
— Я оделась лисичкой, — пояснила Лула.
— Ага, а я кошу под старушенцию, — добавила Бабуля.
— Мама не пустила бы меня никуда, если бы я замаскировалась под кого-нибудь, — призналась я.
Салли одернул платье:
— Я вырядился под Шебу.
— Подружка, — сказала ему Лула, — ты еще то дерьмо.
— Салли голубой, — пояснила я Бабуле.
— Вот здорово, — обрадовалась Бабуля. — Всегда хотела встретить гомика в женском платье. Очень уж хотелось спросить, что вы делаете со своими колокольчиками, когда надеваете девчачье платье.
— Приходится надевать специальные трусы, чтобы спрятать себя под ними.
Мы все уставились на выпуклость в районе развилки спереди на платье Салли.
— Ну, подайте на меня в суд, — признался Салли. — У меня от них сыпь.
Лула потянула носом:
— Что за запах? Мммммм, чую аромат выпечки.
Салли закатил глаза:
— Это все Сахарочек. Впал в гребаное безумие. За последние два часа извел фунтов десять муки.
Лула оттеснила Салли и прорвалась в кухню.
— Боже, — воскликнула она, — только посмотрите на это… пирожные, куда только не кинь глаз.
Сахарок стоял за стойкой, вымешивая тесто для хлеба. Когда мы вошли, он одарил нас смущенной улыбкой.
— Вы, наверно, думаете: «вот чудак, затеял всю эту выпечку».
— Милый, я думаю, что ты просто прелесть, — заявила Лула. — Если когда-нибудь захочешь сменить соседа, только звякни мне.
— Я люблю, как пахнет, когда что-нибудь печется в духовке, — пояснил Сахарок. — Так по-домашнему.
— Мы собираемся в Атлантик-Сити, — сказала я Сахарку. — Не хочешь составить нам компанию?
— Спасибо, но мне нужно еще поставить пирог в духовку, и тесто должно подойти, а потом нужно погладить….
— Проклятье, — выругалась Лула, — говоришь, как Золушка.
Сахарок ударил по тесту.
— Да и игрок из меня не ахти какой.
Мы взяли по пирожному с подноса на стойке, гуртом вышли из кухни и прошли через холл в лифт.
— Что за грустный парнишка, — произнесла Лула. — Не похоже, что ему радостно живется.
— Он больше веселится, когда в платье, — успокоил ее Салли. — Натяни на него юбку, и его не узнать.
— Тогда почему бы ему не носить платье всегда? — захотела узнать Лула.
— Даже не знаю, — пожал плечами Салли. — Думаю, это тоже никому не покажется нормальным.
Мы пересекли гладкий мраморный вестибюль и прошли по обсаженной цветами дорожке к стоянке.
— Вот здесь, — сказала я Салли. — Бело-голубой «бьюик».
Намазанные тушью ресницы Салли взлетели вверх.
— Этот «бьюик»? Дерьмо святое, неужели это твоя машина? У него же бойницы. Гребаные бойницы! Вон там, под капотом.
— V-образный восьмицилиндровый.
— Ого! V-образный восьмицилиндровый! Долбанные восемь цилиндров!
— Хорошо, что он еще не засовывает их себе в трусы, — произнесла Лула. — Он и так лопается от счастья.
«Бьюик» — это для мужиков. Женщины его ненавидят. Парни его любят. Я думаю, все дело в размере шин. А может, в выпуклой яйцеобразной форме… вроде, как «порше» на стероидах.
— Нам лучше поспешить, — обратилась я к Салли.
Он забрал у меня ключи и полез за руль.
— Прости, — напомнила я. — Но это моя машина. Я ее вожу.
— Тебе нужен кто-то покруче, чтобы вести такую машину, — заявил Салли.
Лула выпятила грудь и уперлась руками в бока:
— Ха! А ты думаешь, мы не крутые? Приглядись получше, слабачок.
Салли крепко вцепился в руль.
