Книга Триединый - Генсо-но Ками

— Вы с отцом тоже учились в «Стальных розах»?

— Нет. — Он продемонстрировал серебряный перстень, на котором виднелось стилизованное изображение военного укрепления: — Честь и доблесть! Это девиз «Бастиона».

Его глаза чуть затуманились, черты лица смягчились. Школьные воспоминания явно вызывали у Грегориса положительные эмоции.

— Дядя Грегорис, — позвал я. — Каким был мой отец в школе?

Он тепло улыбнулся:

— Благородным. Отважным. Решительным. Независимым… Эзерин всегда делал то, что считал правильным, даже если это расходилось с мнениями и ожиданиями окружающих. Надо сказать, в этом он совершенно не изменился.

— По нему и не скажешь, — вырвалось у меня в задумчивости.

— Характер мужчины проявляется в его делах и во взаимодействии с другими людьми. Возможно, ты мало наблюдал за своим отцом, раз до сих пор не заметил его сути. Это большое упущение. Эзерин — отличный пример для любого мальчика, желающего вырасти настоящим мужчиной… Я говорю не в укор тебе, Виктор, — добавил Грегорис, увидев выражение моего лица. — У тебя было не так много времени для этого после твоего… исцеления.

Я заметил, как он запнулся перед последним словом. Возникло ощущение, что Грегорис догадывается о чем-то, что могло произойти во время путешествия. Что же они от меня скрывают?

* * *

Ресторан оказался шикарным заведением почти в центре столицы. Метрдотель с почтением поклонился моему сопровождающему:

— Добрый день, саэр Грегорис! Рады вас видеть! Кабинет для вас и вашего спутника готов! Прошу, проходите!.. Саэр, — последнее слово вместе с поклоном было адресовано мне.

Кабинет представлял собой отдельную просторную комнату. Как и в главном зале ресторана, который я увидел краем глаза, все здесь дышало роскошью: от резных деревянных панелей на стенах до серебряных столовых приборов на белоснежной скатерти. Возле стола навытяжку замерли три официанта в строгих темных костюмах и белых перчатках. При виде нас с Грегорисом, они поклонились. Двое предупредительно отодвинули вычурные стулья, приглашая нас присесть.

Пока прислуга безмолвно носила еду на серебряных подносах, мы продолжили разговор, начатый по пути.

— Почему вы сказали, что поступки отца расходились с ожиданиями других людей? — спросил я.

— Очень многое из того, что мы делаем, — начал Грегорис, ополаскивая руки в чаше с водой, в которой плавали пурпурные лепестки какого-то цветка, — продиктовано нашим положением в обществе, обычаями, правилами приличия и тому подобными вещами. Эзерин всегда был выше условностей. Например, будучи представителем блестящего рода, он должен был общаться с равными себе. Но, вопреки ожиданиям, стал закадычным другом самого худородного ученика. Мне было приятно и даже льстило, но я не мог понять и принять это…

Заметив мой удивленный взгляд, Грегорис усмехнулся:

— Да, Виктор, я говорил о себе. Моя семья слишком мелкая и незначительная по меркам Иризии. Даже то, что я поступил в «Бастион» было счастливой случайностью: мой отец оказал услугу высокопоставленному члену Гранд-совета и тот в благодарность устроил меня в столичную школу.

Первое время я чувствовал себя чуть ли не отверженным среди других учеников. А потом на меня обратил внимание Эзерин. Когда же я сам сказал, что не дело ему якшаться с таким, как я, он лишь пожал плечами и заявил, что со мной гораздо интереснее проводить время, чем с остальными. «Большинство из них просто чванливые пустышки», — сказал Эзерин тогда.

Странно было слышать подобное от юноши из известного и уважаемого рода. Но в этом весь твой отец: он всегда удивляет.

Я попытался сопоставить слова Грегориса с тем, что видел дома. Скромное имение, пара слуг и прочее как-то не очень вязалось с образом отпрыска знатного рода. У меня забрезжила догадка.

— Дядя Грегорис, а что произошло с семьей отца? Она разорилась?

— Что? — удивился он. — С чего ты взял?

Не дождавшись ответа, продолжил:

— Нет, род Ардисс процветает, как прежде.

— Я иначе представлял себе процветание, — вырвалось у меня разочарованное бурчание.

— Не совсем понимаю тебя, — озадачился Грегорис. Он даже перестал резать истекавший соком кусок жареного мяса. — Ты встречал кого-то из своего рода?

— Разве есть кто-то еще, кроме отца? — вопросом на вопрос ответил я.

— Конечно, — с убежденностью заявил собеседник.

— Почему тогда отец не говорил о других?

— Ну, — протянул Грегорис, — вернись мы на семнадцать лет назад, я бы предположил, что Эзерин обижен и раздосадован. Сейчас же… возможно, он все еще хранит эти чувства?

— На что обижен?

— На решение рода, конечно, — пожал плечами Гегорис. — Ведь его изгнали…

Глава 10

— Изгнали? Из-за того, что общался с вами?!

Грегорис замер, уставившись на меня. После запрокинул голову и расхохотался.

— Прости, Виктор, — насмеявшись, он вытер выступившие слезы салфеткой. — Мой род, конечно, не ровня Ардиссам, но не настолько плох, чтобы из-за этого… Нет, это произошло уже после школы.

— Что именно?

Собеседник помолчал, точно раздумывая рассказывать, или нет.

— Он встретил Росальбу и объявил, что женится на ней.

— И что в этом такого? — не понимал я. — Она ведь тоже аристократка.

— Все не так просто, Виктор, — Грегорис перестал есть и отложил вилку с ножом. — Даже в не самых знатных семьях старшие стараются планировать жизнь детей. Когда же речь заходит о влиятельном роде, вроде твоего, под контроль стараются взять любую мелочь. Каждый брак рассматривается исключительно, как средство усилить род, сделать его более могущественным. Поэтому сразу после рождения твоего отца был составлен список потенциальных невест, в котором учитывались знатность семей, положение в обществе, богатство, а позднее — и одаренность девочек в магии. К тому моменту, когда Эзерин пошел в школу, у него была невеста. От их союза обе семьи должны были получить очень и очень многое.

Как понимаешь, ни отец Эзерина, ни другие представители рода не хотели отказываться от своих планов. Вдобавок они элементарно не могли нарушить договоренности, не потеряв лица. Поэтому Эзерина поставили перед выбором: либо он подчиняется воле старших, либо его лишат наследства, права голоса на семейных собраниях и навсегда вычеркнут