замкнуться в себе безжалостно отшвыривал в сторону, как и мою одежду. Я не помню нас такими. Да, мой муж всегда был сумасшедшим любовником, но что-то изменилось, что-то неуловимо стало иным. И сейчас он смотрел на меня по-другому. Нет, мне нравилось. Мне до дикости нравилось ощущать себя настолько желанной им. Запредельная страсть. От нее наэлектризовывался даже воздух вокруг нас. От нее сердце заходилось в агонии и болезненно ныло все тело. Властная грубость, требовательная настойчивость, с которой он вламывался в мое личное пространство, сносила все тормоза, и я превращалась в голодное животное, изнывающее от нескончаемой жажды снова и снова чувствовать все грани его похоти на себе, все грани самого грязного разврата, в который он погружал меня без прелюдий и подготовки. Окунал с головой и топил, крепко удерживая жестокими руками, не давая даже шанса на сопротивление. Меня шатало после каждой нашей схватки, у меня дрожали колени и не сходили следы укусов и поцелуев с кожи. Я гладила их кончиками пальцев, закатывая глаза от наслаждения и вспоминая, что он делал со мной еще вчера.
Сегодня я не видела его несколько часов, Максим улаживал очередную сделку с немцами. Я несколько раз порывалась ему позвонить, а потом откладывала сотовый в сторону и снова погружалась в работу. Нельзя. Нельзя, чтоб меня было так много. Нельзя показывать, что я задыхаюсь без него, даже если не вижу хотя бы час. Пришло несколько смсок от детей. Я им ответила, тщательно подбирая слова и избегая говорить об их отце. Это было самым болезненным обстоятельством, самым тяжелым из всего, что я могла бы выдержать и на что пыталась закрыть глаза – Максим еще ни разу не спросил о них. Ни разу с того разговора, когда узнал об их существовании. И именно это отрезвляло меня и швыряло в реальность, где мой муж был совсем другим. Тряхнула головой, стараясь не думать…не сейчас. Нам нужно еще время. Немного времени. Но я понимала, что то же самое говорила себе и вчера, и позавчера.
***
Он позвонил мне сам. Ближе к вечеру. Позвонил и тут же швырнул в самое жестокое пекло первыми же словами. Без приветствия и предисловий. Стащил прямиком в адское возбуждение. Заставляя забыть обо всем в ту же секунду, как услышала его голос:
– Я еду в офис, малыш. Скучала по мне? Хочешь, чтобы я вылизал тебя прямо на столе переговоров? Давай, скажи мне об этом. Скажи, что думала о том, как я распластаю тебя на стекле, разведу ноги в стороны и оттрахаю языком, пока там за стеной нас будут ждать эти гребаные немцы со своими контрактами. Говори, Дарина.
С губ сорвался хриплый стон, и в горле мгновенно пересохло.
– Хочу. – едва слышно, сжимая руками сотовый и медленно пытаясь выдохнуть.
– Нееет. Не так, малыш. Говори, чего ты хочешь.
– О, Божеее…
– О, Дьявол, ты хотела сказать. Твой персональный дьявол. Говори. Я жду.
Да, он заставлял меня говорить то, что я раньше сказать осмеливалась, лишь когда мы были вдвоем и наедине, то, что мог прочесть в моем взгляде. Но теперь Максим вытаскивал наружу все, что я умудрялась стыдливо скрывать даже спустя столько лет брака. То, о чем и сама не подозревала. Потому что всегда раньше покорялась его бешеной фантазии, его желанию. А сейчас он выдирал из меня мои собственные, исследовал их, изучал, заставляя покрываться румянцем и кусать губы, когда спрашивал прямо этим низким невыносимо сексуальным голосом, от которого по всему телу расходились волны электричества и, казалось, если он продолжит говорить, я кончу, только слушая его и закатывая глаза от острого едкого возбуждения.
Да, я говорила, сгорая от стыда и от предвкушения, потому что понимала – он исполнит все мои желания, но по-своему. Именно по-своему, потому что намеренно вначале принял немцев. Пока они усаживались за стол переговоров, он шепнул мне хрипло на ухо:
– Мучайся, малыш, вместе со мной. Предвкушай, что я с тобой сделаю, когда они уйдут.
Я не просто мучилась, я еле дождалась, пока закончатся эти проклятые переговоры. Меня бросало то в жар, то в холод. От того, как Максим постукивал нервно пальцами по столешнице и делал глоток виски из бокала, умасливая помощника Курта и в то же время бросая взгляды в вырез моей блузки, быстро проводил языком по верхней губе, напоминая о нашем разговоре, и у меня останавливалось дыхание. Этот порочный рот…чувственный, настолько чувственный и красивый. Я представляла, как он сомкнется на моем соске, и еле сдерживалась, чтобы не застонать.
Когда немцы приторно вежливо прощались со мной, я уже была на грани, и щелчок замка, когда Максим повернул в нем ключ, прозвучал как выстрел, от которого по всему телу прошла неконтролируемая дрожь.
***
Это было своего рода испытание для неё…и для себя. Доводить Даринудо точки кипения и тут же добавлять кусочки льда. Немного. Достаточно для того, чтобы продлить агонию ожидания, и катастрофически мало для того, чтобы остудить её. И, чёрт бы её побрал, себя! Я никогда не сходил с ума ни по одной женщине. Скорее, наоборот. Всегда наоборот. И я понятия не имею, кто из них, но если Дьявол или Бог, видимо, всё же решили наказать меня за прошлое, то они выбрали просто идеальный способ. Я не мог думать больше ни о чём, находясь рядом с ней. Меня заводил её запах, изгиб шеи или темный водопад волос, ниспадающий на тонкие плечи. Меня вело от одного взгляда на пухлые губы, и я стискивал ладони в кулаки, чтобы, мать её, не вспоминать, что эта девочка умеет вытворять своими губами! Иногда она начинала мстить мне, принимая правила игры и то прикусывая губы, то вдруг меняя положение на стуле и обнажая чертовски соблазнительные ножки в чулках, и тогда я откидывался на спинку стула и, удерживая её взгляд, и слушая монотонный голос контрагентов.
Когда несколько дней не видел, меня начинало ломать. В прямом смысле. Мне было с чем сравнить, и грёбаный кокаин не шёл ни в какое сравнение с моей девочкой. Да, я называл её именно так. Моей. В мыслях и вслух. Рычал в эти порочные губы, остервенело вдалбливаясь в неё или, наоборот, нарочито медленно лаская пальцами. Я не просто хотел её, словно долбаный психопат. Я хотел отметить её собой настолько, будто мог заразить этим безумием и её тоже. Хотел выбить из неё все мысли о другом мужчине, о других мужчинах, которые могли
