в него воткнули десяток иголок разом, вместо подушечки. Ноги я перестала чувствовать, подошла к столику и оперлась на него. В голове мысли разнесло в разные стороны, словно осенние листья под порывами сильного ветра. Сжала столешницу до боли.
— Кто она такая? — тыкала в меня пальцем, как оказалась невеста моего мужа.
Арчибальд обнял Сативу за плечи.
— Сатива, давай ты успокоишься. Пройдем в кабинет, и там поговорим, — попытался увести ее младший Ферро.
А на меня Сатива посмотрела так, словно увидела гремучую змею. И такая ненависть пылала в ее глазах, что меня физически накрыло от ее эмоций. Арчибальд утащил рыдающую девушку и бормотавшую что-то в другую комнату.
Состояние прострации накатило волной, поглощая душу. Казалось, я не чувствовала сердце, оно будто перестало биться, а в груди вместо него был камень. Холод. Дикий холод внутри. Он замораживал все чувства и эмоции, покрывал толстым слоем льда. Все ушло на дно, опасаясь смертельных объятий. Чувства погибали, опускаясь в безнадежность и предательство. Лежали погребенные вместе с камнями под коркой льда, заметаемые снегом и замораживаемые стужей. Сознание сузилось до точки.
***
Через некоторое время я очнулась от порыва сильного ветра, что ледяными пальцами вцепился в кожу. Я подняла голову и с ужасом увидела, что я стою на балконе террасы самой высокой башни замка, где мы ужинали с Грэгом. Далеко внизу вздымалось и ревело темное штормовое море, белесые гребни волн разбивались с яростью о скалы и с грохотом скатывались обратно. А небо прорезали молнии и раздавались мощные раскаты грома.
«Как я здесь оказалась?» Я ничего не помнила. Мерзкий холод уже добрался до костей и кожу покрыли мурашки. Я понятия не имела, сколько тут простояла. Обхватила себя руками и зашла внутрь комнаты, закрывая за собой стеклянные двери. В углу одиноко мерцала лампа, освещая пустой стол и пару стульев. Скатерти не было. Я провела пальцем по полированной столешнице. Стулья с резными спинка, диваны с дорогой обивкой. Богатством дышит замок, пускает пыль в глаза роскошью. А что скрывается под ней? Гниль и ложь. Червоточины тайн и обмана, пятна предательства и изъеденные, словно молью, лживые обещания. Я рухнула на стул и закрыла лицо руками.
Нет… Я же ему поверила, а он меня обманул. Волна горечи, злости, разочарования пробилась из-подо льда и поднялась, затопив разум. От нахлынувших эмоций задохнулась, и, казалось, забыла как дышать. Ведь воздух отравлен ядом лжи и предательства. Нет… Очень больно внутри. Невыносимо. Я завыла, словно волчица, потерявшего своего единственного любимого и упала на колени, уткнувшись лбом в каменный пол. Закачалась, всхлипывая, а потом заревела во весь голос. Тело сотрясало так, что, казалось, припадок случился. Нет… Грэг, как ты мог? Зачем? У тебя же была невеста, и ты ее любил, зачем ты выбрал меня, вырвал из привычного существования, из дома, и женился? Зачем ты был таким хорошим? Я же тебя полюбила…
Нет… я лучше вырву сердце и брошу его в море, чем когда-либо признаюсь тебе, что полюбила тебя. О, Всевышний! Какая же я дура. Любовь можно вытравить из сердца, и я это сделаю. Оно останется пустым навсегда, но так будет лучше. И легче. Но как же больно… Потерла грудь, поморщившись, и легла на пол, глядя в серый потолок, что, казалось, нависал надо мной, словно крышка склепа, где я только что похоронила свою любовь, жизнь и счастье навечно.
***
Я тонула. В море обиды, горя и печали. Накатывали волны бессилия и тоски. Они накрывали ледяными потоками и вымораживали душу и сердце. Подо мной холодный камень пола ощущался надгробной плитой.
На стену упал белый свет луны, вырисовывая дорожку — путь в никуда. Завывания ветра слышались сквозь окна, и казалось, что сотни мертвых душ пришли ко мне, зазывая принять путь забвения.
— Иви, — раздался глухой голос.
Я повернула голову на звук. Грэг сидел на стуле и смотрел на меня печальным взглядом, с сожалением и болью осознания. Я отвернулась и опять уставилась в потолок.
— Ив, я хотел тебе все рассказать, но… Все оттягивал этот разговор, пока не стало слишком поздно.
— Да, теперь слишком поздно, — мой голос прозвучал далеким эхом, затерявшимся в жалобных завываниях ветра.
— Нет, еще не поздно, — Грэг опустился рядом со мной на колени, и обхватил ладонями мое лицо. Теплые… Тела своего я не чувствовала. — Послушай меня, я много сделал неправильного. Не рассказал тебе, что у меня есть невеста. Я виноват перед тобой. Но… я могу все исправить. Некоторые вещи уже не вернешь. И знаю, ты меня возненавидишь, но я сделаю все, чтобы изменить то, что еще можно. Иви, ты слышишь? Я на все пойду, лишь бы ты была со мною рядом. Я не отдам тебя!
В его глазах разрастались золотые прожилки, словно треснувшая скорлупа, выпускала наружу содержимое. Темнота оболочки разрушалась, а золото заливало всю радужку.
— Я все исправлю, — твердым голосом повторил он и взял меня за обе руки. — Да ты вся закоченела! Ну-ка иди сюда. — И меня подняли с пола. Грэг прижал к себе. — Подожди, сейчас. — Бормотал он и нес меня куда-то.
— Отпусти меня, — слабо проговорила я, голос совсем потерял окрас. Он будто тоже умер вместе с моим сердцем.
— Сейчас, малышка, согреем тебя. — Я задергалась, но руки Грэга еще сильнее прижали к себе.
Меня прямо в одежде погрузили в ванную, и он открыл воду. Грэг суетился рядом. Я лишь отстраненно смотрела, будто не со мной все происходило. Меня захватила апатия, я ничего не чувствовала, ноги и руки меня не слушались.
— Вот так, — потрогал он воду. — Не горячо?
«Я не знаю…»
Грэг стал растирать мне руки, плечи.
— Нет, так не пойдет, — и стал снимать с меня одежду, переворачивая, словно куклу. А я даже не прилагала никаких усилий, чтобы помочь ему. Сердце в груди еле билось.
— Тебе лучше? — с тревогой заглядывал в мои глаза Грэг. Горячая вода уже скрыла тело, но я даже не чувствовала ее тепла. — Иви, посмотри на меня, — мое лицо повернул к себе. Тревога, затаенная грусть и паника в его глазах. Жалкий подобие его эмоций, в отличие от тех, что он подарил мне.
— Иви, — простонал он и сел на пол, прислонившись спиной к ванне. Откинул голову на бортик и задумчиво уставился в потолок. — Сколько же я всего натворил. Даже не знаю, простишь ли ты меня. Но я же не знал, что приедешь именно ты. И не представлял, что ты так станешь дорога мне. — Покачал он
