Я колеблюсь над тем, что я узнала о Блейне и что мне нужно ему рассказать.
— Джован… насчёт Блейна, — начинаю я.
Он вздыхает и прислоняется к стене.
— Мы можем поговорить об этом позже?
Я моргаю. Вообще-то, я хочу настоять, чтобы он выслушал сейчас, но, по крайне мере, он готов к какому-то обсуждению, даже если это будет завтра.
— Хорошо, — соглашаюсь я.
Меня одолевает зевота.
— Ты устала. Я могу прислать еду в твою комнату, если хочешь, — говорит он.
Я улыбаюсь ему, хотя он этого не видит.
— На самом деле я мечтаю принять ванну, — честно говорю я.
Что-то происходит, когда я говорю «ванну». Воздух вокруг нас уплотняется. Как будто мои внутренности сжимаются и кружатся одновременно. Это случалось и раньше, несколько раз, но, возможно, я не осознавала, что это такое. Я не знаю, как мой разум переключился с ванны на мысли о Джоване без одежды. Но это происходит. Король наклоняется ко мне, взгляд задумчивый. Я признаю это чувство таким, какое оно есть.
Голод.
Я должна пошевелиться. Та же причина, которая заставила меня сегодня уйти из казарм, вместо того чтобы бежать обратно, кричит мне об ответственности. Отойди, оттолкни его или откашляйся. Сделай что-нибудь!
Я застываю. Я смогла уйти из казарм, но сейчас, чтобы отстраниться от Джована, требуется больше сил, чем у меня есть.
Я отворачиваюсь, хотя он даже не дотронулся до меня, и кладу руку на каменную стену коридора, чтобы устоять на ногах, поскольку мои колени готовы подкоситься, меня шатает от ужасного открытия. У меня не просто есть чувства к Джовану, я…
— Мой Король, прибыло послание от Министра Харриса, — перебивает дозорный.
Я закрываю глаза, надеясь, что у нашего спектакля не было свидетелей.
— Отнесите его в мои покои, — голос Джована звучит неуверенно.
Он так же поражен, как и я?
— И пошлите распоряжение на кухню, набрать ванну для Татумы в её покоях.
— Спасибо, — тихо говорю я, не глядя на него.
Я не могу. Конечно, он узнает, что я думаю, если я посмотрю ему в лицо.
— Всегда пожалуйста, — говорит он.
* * *
Ванна — невероятна. Чистое, без примесей блаженство. Я тянусь за вуалью, когда дверь со скрипом открывается.
— Только я, — бормочет Оландон из-за ширмы.
Я снова расслабляюсь в ванной. Прошло уже больше часа. Мне следует вылезать.
— Я принёс тебе еды, — говорит он.
В его голосе есть что-то непонятное мне.
Я встаю, и вода капает с меня шумными брызгами, разбрызгиваясь по сторонам.
— Что-то случилось? — спрашиваю я.
— Король Гласиума обращается со мной, как с обыкновенным лакеем. Даже если ты моя сестра, он не имеет права командовать мной. Я сам собирался принести тебе еду ещё до того, как он сказал это сделать.
Я сдерживаю смех. Похоже, Джован нашёл идеальный способ залезть под кожу моему брату. Гнев брата восхитителен. Он напоминает мне юного Оландона, до того как тот стал угрюмым и задумчивым.
— И кто-то разыгрывает меня, — продолжает он, пока я вытираюсь мехом.
— О? — подначиваю я.
— Ашон думает, что это, наверное, кто-то из работников кухни, хотя мне это не кажется верным. Шалости безобидны, но это едва ли уважительно.
Я слушаю, а он тем временем мечется по комнате. Когда он узнает, что это Ашон его разыгрывает, он будет в ярости.
— Именно, братец. Ты считаешь, что они так поступают, потому что ты Солати? — спрашиваю я.
— С тобой такого не происходит, — говорит он. — Не так ли?
— Нет, — отвечаю я и хватаюсь за живот от смеха, всё ещё вне поля его зрения, а он возобновляет своё неистовое движение.
Его шаги скребут по каменному полу.
— Ну, и зачем им вытворять такое только с тобой?
Я натягиваю свежую одежду и, выйдя из-за ширмы, вижу его недоуменное выражение лица.
— Не знаю, — говорит он. — В любом случае, какое мне дело до того, что думают обо мне Брумы? — ехидничает он.
Я собираю волосы в низкий узел.
— Я думала, тебе может быть дело, что думает один конкретный человек.
Оландон напрягается, на его лице застывает ужас. Я насмешливо хмурюсь.
— Братец, я просто дурачилась.
Но теперь я знаю, что в недавнем замечании Ашона есть доля правды — кто-то, женщина, «заботилась» о моём брате, что бы это ни значило. Я выясню у Фионы правду. Я поворачиваюсь к груше и печенью, стоящим передо мной, гадая, приготовил ли Джован эту тарелку для меня.
Я кладу ладонь на руку Оландона.
— Пожалуйста, брат. Расскажи мне об этих розыгрышах. Посмотрим, сможем ли мы докопаться до сути.
* * *
Я разражаюсь смехом, бросаясь обратно на кровать.
— Во что ты наступил!
По лицу моего брата расползается неохотная ухмылка.
— Сейчас это кажется забавным, но уверяю тебя, в тот момент это было не так. Я думал, что защищаю замок, туша пожар. А потом я был награждён останками животного на подошве сапог.
Думаю, именно «остатки животного» выбивают меня из колеи. Я катаюсь по кровати, заходясь в приступе хохота. В конце концов, Оландон сдаётся и смеётся вместе со мной.
Мы доедаем последние фрукты и погружаемся в дружеское молчание. Рацион здесь намного тяжелее, чем тот, к которому я привыкла. Еда, которую мы только что съели, для воина Гласиума считалась бы просто перекусом. В Осолисе мы придерживаемся диеты из орехов, овощей и фруктов, с небольшим количеством мяса. Я улыбаюсь, когда замечаю, что Оландон изучает моё лицо. Он часто так делает, когда мы одни, и мне интересно, что он ищет. Именно в такие моменты, когда он расслабляется, я чувствую, что нахожусь рядом с братом, которого знала в детстве. Именно тогда, когда я чувствую эту близость, я могу притвориться, что всё так, как было до Кедрика, делегации и всей этой неразберихи, возникшей с тех пор. Хотя сейчас есть некоторые моменты, которые я не хочу забывать.
— Я должен столько всего тебе сказать, сестрёнка. Того, что я должен был сказать тебе, когда пришёл в сознание, — виновато говорит он.
Улыбка исчезает с моего лица.
— Расскажи мне. Только, пожалуйста, вначале скажи, что близнецы в порядке.
Мой разум буйствовал, пока я ждала, когда он доверится мне.
Он хватает меня за руку, а моё сердце колотится в груди.
— Они были в полном порядке, когда я в последний раз их видел. То, что я хочу сказать тебе, больше, чем мы или наша семья.
Я глажу его по волосам, как раньше, когда он был маленьким. В последние несколько лет он не разрешал
