толкующийся двусмысленно, бросает тень на репутацию. В мире, где правит магия, грех не скрыть. Знаете, что городская обывательница всего за двадцать целковых может купить одноразовый амулет, восстанавливающий девственность? Когда выходит замуж княжна или боярышня, сохранность девственной плевы вообще не принимается в расчёт. Мы приносим клятву, что чисты до брачного ложа и после венчания не познаем никого, кроме законного мужа.
— Fucking shit! — воскликнул Сэвидж. — То есть, если невеста солгала о непорочности, упадёт замертво у алтаря?
— Но что вы! Зачем портить праздник? Тихо умрёт через неделю или две от внезапно проявившейся неизлечимой хвори. У нас называют это «невестин насморк». Он неизбежен, даже если новобрачная побывала на ложе с одним только будущим своим избранником. Дорогие мужчины! Хочу, чтоб вы знали. Я не желаю быть распутной emansipe и менять мужчин в своей постели каждую неделю. Если когда-либо выйду замуж, мечтаю подарить свой цветок суженому только после венчания. Но правила высшего света Торжка, Санкт-Петербурга и Москвы невыносимо тесны и скучны. Сейчас, когда я свободна от пересудов — что скажет княгиня Волконская и боярыня Трубецкая — дышу полной грудью… Пусть воздух здесь больше наполнен угольным дымом, чем на Родине.
— Но Родина всё равно нас ждёт. Я осмелюсь, плюнув на мнение княгини Волконской и боярыни Трубецкой, пригласить вас на танец, когда объявят большой императорский бал по случаю Рождества. На него приглашают даже худородных графов вроде меня.
— Мою бальную книжицу всегда заполняла маменька, начиная за месяц до Рождественского бала, — засмеялась княжна. — И если я откажу какому-нибудь Оболенскому или Голицыну ради вас, грянет такой скандал… И многие будут счастливы, потому что обожают скандалы.
— Ещё мне придётся драться на дуэли с обиженным Голицыным, памятуя, что магия воздуха и электричества у них в роду развита сильнее, нежели у кого-то другого в Торжке, а княжич навешает на себя амулетов и Сосудов с Энергией столько, что хватило бы на запуск спутника вокруг Земли. Ничего, разберусь.
— Вы смелый человек, штабс-ротмистр! Но давайте ценить сегодняшний день и эту минуту. Здесь я вправе отплясывать и с Сэвиджем, и с Пантелеевым, и, конечно, с корнетом Искровым, когда доберётся до нас. Великокняжеская корона не потускнеет!
— Тогда поучу вас ирландским танцам, — пообещал Сэвидж. — Вам же час-полтора на Сэмюэла хватит? Пусть проводит вас до гостиницы, а мы присмотрим кабачок, где сможем весело провести остаток вечера. Если позволите пригласить вас на танец, угощаю!
В этом ресторанчике, он был довольно далеко от центра, что важно для конспирации, Львова шептала Тышкевичу, умело ведущему её в медленном вальсе:
— Представьте, бедняга Сэмми зовёт меня знакомиться с матушкой, чтоб сделать предложение! А по делу признал, что где-то здесь, в Питтсбурге, находится некий очень секретный субъект, благодаря которому и посыпались как снег на голову технические изобретения.
— Спасибо, сударыня! И добытые вами сведения невероятно важны. Но… Клянусь, вот именно в эту минуту меньше всего думается о задании.
В глазах Львовой прыгали чертенята, скакали верхом на каверзных вопросах, вроде: а о чём вы думаете, граф, коль не о долге перед Родиной?
Но она только молчала и едва улыбалась одним уголком рта. Может, с долей симпатии. Или, наоборот, давно всё решила окончательно и неблагоприятно для Виктора Сергеевича.
В памяти всплыли ранившие сердца многих минских юношей слова «отшивающей» песни, которую сочинили и с удовольствием распевали барышни-гимназистки:
Говоря отвлечённо, ты совсем не мой герой,
До тебя мне дела, в общем-то нет.
Чем живешь, и о чём мне разговаривать с тобой,
Для меня — нелюбопытный секрет!
Связистки из Восьмого Отделения умеют оставаться скрытными. Анастасия ещё была лучшей из них, предупредив заранее: не мечтай, не надейся, не жди.
х х х
Захват Джона Моргана готовили три дня.
Штабс-ротмистр через Львову испросил санкцию на арест О’Коннора, Линка и О’Нила, а также любого, их укрывающего. Князь Тышкевич признал, что угроза распространения неизвестных технологий, бесконтрольно разбегающихся как тараканы в амбаре, когда включили свет, грозит государственной безопасности Империи. Правда, никакой подмоги не отправил, предложив обойтись собственными силами… и по мере возможности деликатно.
Заговорщики сменили отель, так как прежний был известен «малышу Сэмми», надо полагать, разрывающемуся от отчаяния, что его избранница исчезла.
Тышкевича волновало воплощение замысла, тогда как Сэвидж пришёл в ужас от того, что вместо охоты на приезжих шотландцев и второсортного американца Линка русские наметили целью сына одного из ведущих промышленников Северной Америки. Пусть Морганов не причислили к боярам, но наследуемое дворянское достоинство прежний Император им пожаловал. Здесь титулы и древность рода котировались совсем не так, как в Европе, зато у Морганов были деньги и заводы. А ещё — банки. И того, и другого и третьего много.
Разумеется, Джон передвигался с охраной, его особняк представлял собой небольшую, но основательную крепость. Что-то наверняка имелось и в его рабочем кабинете.
Просто ввалиться, предъявив документ К. Г. Б., и одеть наручники на молодого человека было совершенно невозможно. Во-первых, санкцию следовало подтвердить в полицейском участке, чтоб те сами связались с охранкой в Торжке. Отказать бы не посмели, но сделали бы сие чрезвычайно медленно, а доказательств, что именно Морган укрывает одного из означенной троицы, не предъявить. В любом случае он успеет перепрятать поляка или его пособников, а сам, окружившись толпой адвокатов и бодигардов, насмешливо спросит: ну и кого же я укрываю?
Во-вторых, при попытке приблизиться к Джону охрана запросто может вступить в бой. Потом напишут официальные извинения: не виноватая я, он сам ко мне пришёл, не распознали… В расчёте, что Торжок поступит как обычно и предпочтёт не раздувать историю.
В мастерстве бескровного захвата команда уже проявила себя, когда погиб Маккенна, не сообщивший львиную долю известного ему и полезного для дознания, о чём не забывал Сэвидж.
Он настолько разнылся, что Тышкевич вынужден был прикрикнуть: вздумаешь переметнуться к заводчику, падёшь первой сопутствующей жертвой операции.
В итоге решили брать объект во время передвижения.
Пантелеев, обернувшись грубоватой дамой, купил в магазине магических принадлежностей амулет слежения, более массивный и примитивный, чем использовал Хвостицын, зато мощнее. Затем, уже в обличии рассыпающегося старика, проковылял около лимузина Моргана и, привалившись к нему словно от упадка сил, прилепил амулет за запасным колесом на крышке багажника.
Далее они наняли автомобиль и ездили по городу, отставая от колёсного дредноута Джона на квартал-два. Наконец, Тышкевич распорядился купить авто на имя Сэвиджа, единственного, умевшего им управлять, сам штабс-ротмистр раньше ездил только на экипажах, потребляющих Энергию Источника, те гораздо проще для водителя.
На четвёртый день подготовка завершилась. Возвращаясь домой через Первую Авеню и пересекая реку, автомобиль Моргана должен был свернуть в сторону Аллен-Тауна. Там его намеревались остановить, нейтрализовать охрану и увезти задержанного за город, где устроить интенсивный допрос.
Всё было продумано… в теории.
Тышкевич понимал — у него мало людей. Проша, пусть не обладая собственной атакующей магией, отлично работал номером вторым. Сэвидж остался в «Форде» за оградой и должен был ждать развязки, не глуша мотор.
Пантелеев получил задание вывести поперёк дороги лошадь. На подъезде к Аллен-Тауну перекладывали булыжное покрытие, улица сужалась, водитель Морганов будет вынужден притормозить. Тогда должна была вступить в дело Львова, запустив в лимузин шаровую молнию, аккуратно, чтоб взорвалась под капотом и повредила двигатель.
Как минимум, кто-то выйдет из салона, чтоб поднять капот и посмотреть, что же случилось с мотором. Граф и Пантелеев приблизятся, якобы предлагая помощь. Там придётся импровизировать.
Ну, а дальше как Бог пошлёт.
Глава 12
Блестящий «Континенталь» тёмного цвета до последнего не сбрасывал скорость, водитель нажал на тормоз, только когда удар стал неизбежен. Пантелеев в личине коновода бросился наутёк, прыгнул как пловец в воду в редкий кустарник у обочины.
Хромированной решёткой радиатора авто ударило лошади под брюхо. Несчастное животное издало крик, похожий на человеческий. Водитель резко сдал назад, скрежетнув шестернями коробки передач. Затем двинул в объезд, невзирая на то, что «Континенталь» жутко бросало на ямах, где вывернуто дорожное покрытие, а днище лязгало о камни.
Львова выстрелила. В движущуюся мишень, пусть и не слишком быстро, шаровой молнией попасть трудно. Видно, опасаясь поразить пассажиров,
