испариной, я верчу попой в надежде, что вот сейчас он войдет в меня. Я практически охрипла, но Князь не из тех, кто щадит.
— А вторая вещь, которую тебе надо усвоить, — за неповиновением следует наказание.
Глава 27. Я сказал: «Наказана!»
— Ты меня поняла?
Бессвязно мычу.
Ладонь под животом сползает ниже и накрывает лобок. Средний палец проскальзывает между складочек и чувствительно надавливает на клитор.
— Еще раз спрашиваю: «Ты меня поняла?» — Князь требует ответа, но я окончательно осипла от повторного оргазма, и голос меня не слушается.
Покорно киваю.
— Хорошо, — он милосердно принимает мой ответ и плавно погружается в меня.
Так же медленно выходит почти до конца, а потом, прижав меня к себе еще сильнее, начинает яростно насаживать на член. Все, что мне остается, хрипло поскуливать.
Разгоряченное тело Раевского словно усиливает интенсивность запаха его парфюма, который и так ассоциируется у меня с похотью. От этого мозги полностью переходят в жидкое состояние.
Доведя меня до очередного пика, который показался мне воистину болезненным наказанием, Князь встает у постели и завертикаливает мое безропотное тело на четвереньках у края кровати лицом к себе.
— Покажи мне, какая-ты послушная девочка, — требует он. И моих губ касается багровая гладкая головка, она пахнет мной.
Я послушно размыкаю губы и принимаю член Раевского на язык.
Крепко, но аккуратно придерживая меня за волосы он скользит по языку и проходит в горло. После прошлой его науки я не давлюсь.
— Соси, Лиза, — слышу я.
Почему-то этот приказ меня заводит. Я смыкаю губы вокруг члена и начинаю втягивать его в себя, когда он выходит изо рта, и нежно поглаживаю языком ствол, когда он погружается внутрь.
— Отлично, Лиза, — комментирует Князь. — Я почти верю в твое благоразумие.
И я осознаю, что так увлеклась процессом, что уже не замечаю, что член уже входит до упора в горло совсем свободно.
— Я думаю, тебя надо поощрить.
С этими словами Раевский перегибается через меня, щипает за попку и проводит пальцем между моих ягодиц вниз к уже растраханной дырочке. Палец несколько раз ныряет в киску и возвращается, смачивая сморщенное колечко повыше.
Я хочу возмутиться, но член во рту не дает мне это сделать, прости господи, членораздельно. Однако Князь понимает, что я собралась протестовать.
— Лиза-Лиза, ты плохо усвоила урок, — не прерывая своих действий, строго говорит он, но в голосе я слышу скорее предвкушение.
И в этот момент его пальцы буравят сразу оба моих отверстия: большой распечатывает мою попку, а указательный и средний уверенно проскальзывают в знакомое местечко.
Это неожиданно обостряет все мои ощущения. Всего несколько погружений, и я перестаю существовать. Последнее, что я чувствую до того, как Князь перестает удерживать меня, это вкус его спермы.
Раевский падает рядом со мной на постель и перетаскивает меня к себе на грудь. Ему плевать, что мне жарко, и я вся потная, а у меня нет сил от него отползти.
Он нежно поглаживает меня по спине, а в мою голову внезапно приходит мысль, которая тут же меня бесит.
Он был без резинки! Он опять трахал меня голым членом! Я же могла забеременеть! Не долго думая, размахиваюсь и шлепаю рукой со всей силы, куда достаю. Попадаю на живот. Толку выходит не много: через панцирь его мышц мне не пробиться, только шлепок получился звонкий.
Поднимаю голову с его груди и смотрю ему в лицо, стараясь передать всю степень своей злости.
Князь лишь выгибает четкую смоляную бровь. Чего, мол, не так?
— Ты не предохранялся! Могли появиться дети!
— Успокойся, — бормочет он. — Твой рот не позволил угрозе реализоваться!
По его голосу я понимаю, что он на самом деле тоже измотан.
Надо же! Смотрите-ка, кого я укатала!
— Риск все равно есть!
— Лиза, во-первых, я — обычный человек, — в этом месте я недоверчиво хмыкаю. — я не собирался с тобой сегодня заниматься сексом. Ты просто меня выбесила! Я планировал немного другое время препровождение…
— Врешь!
Я слишком хорошо помню, что он устроил мне в лифте, а также то, что сам он остался в нем с нехилым стояком.
— Вру, конечно, — соглашается Раевский. — А во-вторых, мне слишком понравилось быть в тебе без презерватива.
Я фигею от такого заявления.
— А меня спросить?
— Ты моя девушка, я буду тебя трахать. И я буду делать это так, как считаю нужным!
— А вдруг мне не понравится?
— Тебе понравится.
Его убежденности в своем профессионализме на постельном поприще можно только позавидовать. Стоп. Что?
— Я твоя девушка? С каких это пор? — было бы куда упасть, я бы упала.
Князь укоризненно смотрит на меня.
— Я за тобой ухаживаю, я занимаюсь с тобой сексом. Да, ты моя девушка. Если ты порядочная, то ты спишь только со своим парнем. А спишь ты со мной. Значит, я и есть твой парень.
У меня отваливается челюсть.
— С каких пор? Давай подумаем…
— Охренеть, — вырывается у меня. — Вообще-то я тоже должна быть согласна на такой расклад!
— Ну, тут все в порядке. Полчаса назад ты со всем согласилась и обещала меня слушаться.
Я шокировано затихаю.
Князь, что, правда назвал меня своей девушкой?
— То есть мы встречаемся?
— Лиза, конечно, мы встречаемся.
Он явно мечтает, чтобы я заткнулась, но все. Мой момент для мести настает, и я его не упущу.
— На работе никто не должен знать, — тут же выдаю я.
Раевский собирается мне что-то сказать, но у него звонит телефон. Он тянет руку и принимает вызов. Лицо его хмурится. Он отвечает односложно и обещает прибыть в скором времени.
Закончив разговор, он стискивает меня в объятьях так, что косточки трещат.
— Прости, но мне срочно нужно ехать.
Я пока не знаю, как я должна реагировать на такую ситуацию, поэтому просто молчу. Раевский целует меня в висок, одевается и меньше, чем через десять минут, его и след простывает.
В комнате остается только аромат его парфюма и тяжелый запах секса.
Глава 28. Двусмысленность
После ухода Раевского я основательно задумываюсь.
Конечно, он очень уверенно говорит, что мы встречаемся, но… Поверить в это сложно.
И вообще, что для таких, как он, означает слово «встречаться»? Вон, в понимании термина «ухаживание» мы уже разошлись.
Именно поэтому я озвучиваю свое требование о том, что никто на работе не должен знать.
Во-первых, пойдут мерзкие слухи и сплетни. Меня будут полоскать на каждом углу. Живо припоминается, как обсуждались в столовой уволенные секретарши.
Во-вторых, когда все
