операции она проведет время в санатории с полным медицинским сопровождением. Это чудо! Самое настоящее чудо. Я с пяти лет не верила в Деда Мороза, когда увидела, как родители расставляют подарки под елочку и хихикают, что дочка будет рада игрушкам. Проснулась, потому что захотела воды, и вот — вся детская вера в чудеса Нового года была утрачена. А сейчас… Сейчас я снова поверила в сказку, в доброго седого старика и в то, что жизнь иногда умеет преподносить и приятные сюрпризы!
— Ого, у нас праздник? — увидев радостно улыбающуюся меня и потянув носом ароматы в квартире, Рома замер на пороге.
— Да, — радостно закивала, не в силах прекратить улыбаться, — огромный праздник!
Зевс крутился под ногами, намекая, что закрывать дверь на кухню перед его носом было самым настоящим предательством. Но стыдно признаться, в первый раз мне было абсолютно все равно на его душевные терзания по поводу еще не сворованной еды.
Мне хотелось смеяться, танцевать и обнять весь мир. А начать можно с Ромы, потому что он ближе всех. Хотя на самом деле хотелось найти того человека, который решил перевести деньги на благотворительность, рандомно выбрав несколько пациентов разных клиник и помочь им. Нам несказанно повезло, во всем центре, где лежала мама, выбор пал на нее. Может быть, этому способствовали врачи, может быть, и правда чудо. Но кто бы ни был тот незнакомец, его хотелось найти и, посмотрев в глаза, просто поблагодарить.
— Прям большой праздник? — видя мою довольную мордашку, Сергеев и сам начал улыбаться.
— Огромный. И чудесный!
Энергия била во мне и оставаться на одном месте становилось все тяжелее.
— Так, тогда ждите еще десять минут, я быстро!
Ромка, как вихрь, развернувшись, вышел из квартиры, с щелчком захлопнул дверь, оставив нас с Зевсом одних. Я недоуменно смотрела на дверное полотно, скрывшее за собой мужскую фигуру, Зевс тяжело вздохнул, глядя в сторону кухни.
— Нет! Без Ромы мы не пойдем кушать.
Потрепав мохнатую голову между ушей, побежала в свою комнату. Мне вдруг захотелось вылезти из домашних штанов и надеть что-то красивее. Женственнее.
Выбрав легкий летний сарафан из белого льна, быстро распустила хвост и даже успела несколько раз махнуть тушью по ресницам. Не бог весть что, но очень соответствует моему настроению. Эх, сейчас бы лето и в парк. Гулять, щуриться на солнышко и слушать музыку.
— Уль, — из коридора послышался голос Ромы и я моргнуть не успела, как оказалась там же.
Внимательный мужской взгляд заставил меня распрямить плечи, а огромный осенний букет в руках Сергеева — покраснеть. Вряд ли он ходил за ним, чтобы подарить Зевсу. Правда ведь?
— Тебе очень идет платье, Уль.
Густой, как патока, голос мягкой кисточкой прошелся по нервам. Девушка во мне, радостно взвизгнув, захлопала в ладоши: "Заметил, оценил. Ему понравилось". А я, улыбнувшись, просто поблагодарила.
— Идем ужинать?
Рома моргнул несколько раз и протянул мне цветы.
— Держи, красавица, вазу в гостиной возьми и неси красоту к себе.
Подмигнув, Рома быстро скинул куртку и скрылся в ванной, а я спрятала нос в букете. Боже мой, я даже не помню, когда мне в последний раз дарили цветы. Не те три розы — обязательный букет всем девочкам в группе на Восьмое марта, а без повода. Просто потому что… а почему?
Вопрос вспыхнул в голове и тут же исчез. У меня было слишком хорошее настроение, чтобы думать о таких мелочах.
Вечер прошел изумительно. Ромка вместе со мной искренне порадовался, что ситуация с мамой нашла решение. Он улыбался и сыпал шутками, а я не могла прекратить смеяться. Зевс — троглодит, кажется, объелся, да настолько, что ушел спать в гостиную, естественно, на диван. Только в этот раз Сергеев не стал воевать с псом. Мы до двух ночи сидели на кухне то тихо разговаривая, то громко смеясь. Облегчение и понимание, что у мамы теперь есть шансы на нормальную полноценную жизнь, пьянили лучше всякого вина. Да я и чувствовала себя как пьяная: от эмоций, от радости, от мерцающих глаз мужчины напротив. Казалось, что я могла объять необъятное и если уж и верить в чудеса, то до конца. По полной. Это и стало моей ошибкой.
Одно чудо вовсе не значит, что в жизни все возможно. Но мне было все равно и в сердце появились первые ростки глупой, необоснованной влюблённости. Сдерживать себя, напоминая, что Роман Сергеев вовсе не для меня, стало почти невозможным. А я и не стала.
Тем более с того вечера произошли пусть небольшие, но изменения в наших отношениях. Я почти перестала носить спортивные штаны в доме и все чаще ловила на себе тот самый взгляд, выдающий мужской интерес. Рома теперь мог, проходя мимо, легко касаться меня кончиками пальцев или же приобнять вечером, сидя на диване, когда мы смотрели какой-нибудь фильм.
Однажды утром сонный, с помятым лицом, он выполз на кухню и, наклонившись, поцеловал меня в макушку.
— Доброе утро, — поприветствовал чуть хриплым голосом и потянулся за своей порцией кофе.
А я так и замерла, впитывая в себя это мгновение.
Маму отправили в санаторий, а Рома помог мне с ее вещами. Он терпеливо ждал у нас в квартире, пока я металась между шкафами и собирала сумку, а потом вез через весь город по пробкам, чтобы я не тряслась в общественном транспорте.
Моих вещей в его квартире тоже стало чуточку больше, а Зевс и вовсе переехал спать в мою спальню, видимо, окончательно решив, что охранник мне нужен больше.
Нет, мы-то с ним знали, что причиной тому были наши ежевечерние обнимашки. Я без раздумий пускала его на кровать и минут двадцать каждый вечер тискала большую плюшевую игрушку, а потом он безропотно вытягивался на полу с моей стороны и смешно сопел всю ночь. Это был наш маленький секрет. И мы его хранили особенно тщательно, почти так же, как и информацию о том, что самодельную косичку из мужских носков я давно выкинула.
Я расслабилась, забылась и позволила себе поверить, что сказка может быть. Зря. С небес на землю меня опустил щелчок дверного замка в третьем часу ночи. Рома предупреждал, что сегодня ужинать не будет, едет на встречу с друзьями и вернется поздно, так как, помимо обычных посиделок, там какие-то рабочие моменты нужно обсудить.
Предупредил, да. Только забыл сказать, что придет не один.
— Ма-алыш, как давно я у тебя не была, соску-училась.
В коридоре звенел женский голос и ей вторил мужской самодовольный смешок:
