аудитории юридического факультета. И чувствовал себя очень неловко, потому что на мне, как это ни странно, была пижама. Манфред Лундберг что-то объяснял унылым монотонным голосом, не делая ни единой паузы между словами — хотя бы для дыхания. Я долго не мог понять, как это у него получается. Вдруг часы пробили четыре четверти. Из Манфреда стал выходить воздух. Так вот оно что! Оказывается, все это время он набирал в легкие воздух, не выдыхая его. Теперь все стало на свое место. Он сидел в своем полосатом костюме и быстро уменьшался в объеме. Скоро на стуле остался только костюм. «Манфред ушел», — сказал чей-то голос. К стулу подошел Ёста Петерсон и повесил костюм на вешалку. Потом он повесил куда-то вешалку, а сам сел на стул Манфреда. Никто не протестовал, потому что всем казалось, что так оно и должно быть. «Эрнст», — сказал Ёста. Все посмотрели на меня. Я хотел убежать, но не мог сдвинуться с места. Мои ноги застряли в огромных и страшно тяжелых галошах.
— Эрнст!
Теперь это был голос Биргит. Я открыл глаза. Биргит была чем-то очень встревожена.
— В чем дело? — проворчал я, пытаясь повернуться к ней спиной.
— Тебя к телефону. Это Харальд. Он хочет поговорить с тобой. Произошло нечто ужасное.
Биргит всхлипнула. Я встал.
— Мэрта, — сказала она. — Мэрта Хофстедтер. Она умерла.
Каким-то образом мне удалось добраться до телефона. Харальд деловито изложил мне основные факты, связанные с убийством Мэрты. Я только слушал. Под конец он попросил меня сообщить об этом Герману. Сам он зайдет ко мне позднее. У меня не хватило сил сказать ему «нет».
Биргит хлопотала вокруг меня, стараясь предупредить малейшее мое желание. Сначала она налила мне большой стакан апельсинового сока. Когда я оделся, она дала мне несколько чашек горячего черного кофе. Одновременно она снабжала меня великим множеством полезных советов насчет того, что надо говорить мужу, у которого умерла жена. Недаром Биргит была дочерью пастора. В это утро она превзошла самое себя.
Когда я подошел к дому Германа, все эти полезные советы вмиг испарились, как испаряется вода, закипевшая в радиаторе машины. В голове у меня было совершенно пусто. Чтобы хоть как-то начать, я нажал на кнопку звонка. Герман тотчас же подошел к двери и открыл. У него был такой вид, будто он всю ночь не спал. Глаза были красные и мутные. Обычно матовое, лицо его казалось серым и каким-то липким. Он был небрит и вышел ко мне без пиджака. Белая рубашка была расстегнута и казалась уже несвежей. Галстук почти развязался, и его концы торчали в разные стороны. Возможно, я пожелал ему доброго утра или сказал что-нибудь столь же бессмысленное. Герман ничего не сказал. Он не спросил, что мне нужно, а просто повернулся и пошел в гостиную. Но это вовсе не означало, что он не хочет пускать меня в дом. Я последовал за ним, и судя по всему, ничего другого он не ожидал.
Гостиная была большая и светлая. Мебель тоже была светлая и обита материей, которая в любой другой день казалась бы веселой и радостной. Но сегодня даже яркая цветовая гамма навевала грусть. Возможно, это объяснялось тем, что гардины на окнах были спущены, а возможно, и тем, что по всей комнате плавали густые клубы табачного дыма.
Герман сел в кресло возле стола, на котором стояла пепельница, до самого верха наполненная окурками. Рядом с пепельницей стояла бутылка голландского джина и пустой стакан. Бутылка была непрозрачная, и поэтому мне трудно было судить о том, сколько из нее уже выпито. Я зажмурил глаза и выразил про себя надежду, что он не станет угощать меня джином. К счастью, мои надежды сбылись.
Я стал у окна, повернувшись к Герману спиной. Гардины были тонкие и прозрачные, и сквозь них было все хорошо видно. Комната выходила окнами во двор, где находилась небольшая площадка; это было место, где выбивали верхнюю одежду и ковры. Двор обрамляла подстриженная живая изгородь. По другую сторону изгороди виднелась такая же точно площадка другого дома. На площадке, прямо на снегу, сидели двое малышей. Один колотил другого по голове игрушечной лопаткой. Неподалеку от них стояла пожилая женщина и развешивала цветное белье. Уголки губ у нее были устало опущены, и она не обращала на детей ни малейшего внимания. Голову мою тихо обволакивал ароматный дым от турецких сигарет, которые курил Герман. У меня вдруг возникло желание разбить окно.
— Мне так хотелось, чтобы у нас были дети, — неожиданно сказал Герман. — Тогда все было бы по-другому. А теперь, наверное, уже поздно.
— Да, — ответил я, — теперь уже поздно.
Он ничего не сказал. И сидел совершенно неподвижно.
— Мэрта умерла, — сказал я.
Женщина, которая развешивала во дворе белье, взяла серовато-белое пластиковое ведро и пошла к дому. У нее были толстые распухшие ноги, и она шла, переваливаясь с боку на бок. Малыши начали бросать в нее снежки, но не могли попасть в цель.
— Мэрта умерла, — повторил я.
— Понимаю, — ответил Герман.
Дети стали бросать снежки друг в друга.
Герман шумно вдохнул воздух через нос. Это было похоже на рыдание, но я не убежден, что он плакал. Я не повернулся бы сейчас к нему за целую бутылку виски.
— Вечером она всегда приходила домой, — сказал Герман наконец. — Всегда. И я сразу понял, что с ней что-то случилось.
— Да, случилось, — сказал я. — Ее задушили вчера вечером в «Каролине».
— В «Каролине», — машинально повторил Герман.
— В мужском туалете, — сказал я.
И почти тотчас же пожалел об этом.
— Проклятые… проклятые дьяволы…
Это звучало почти как стон. Он произносил ужасные проклятья тонким срывающимся голосом, но очень тихо, как бы размышляя про себя над тем, что произошло. Я повернулся к нему. Он уперся локтями в колени и сжал ладонями виски и уши. Я подошел к нему.
— Я ужасно огорчен, — сказал я. — И поверь, Герман, это не пустые слова.
Я вышел на кухню и сварил ему кофе. Когда я вернулся, он сидел все в той же позе. Мне удалось заставить его выпить две чашки. Потом он встал и прошел в туалет. Там он вымыл лицо и вернулся в комнату. Теперь он встал у окна. Одну руку он держал в кармане брюк, а другой беспрестанно отбрасывал со лба свой чуб, который снова и снова падал на прежнее место.
— Сейчас сюда придет Харальд, — сказал я. — Он должен задать тебе несколько вопросов в связи… —
