но малоинформативно комментирует каждый факт его биографии, даёт записать адрес родителей и, сухо сощурив глаза, делится парочкой сплетен из разряда «забавно, да верится слабо». Наиболее ценное — то, с полгода назад в семье Костылёвых умерла дочь.
В ответ на мой вопрос Борис Семёнович сквозь зубы сообщает, что несчастная восьмиклассница повесилась в школьном туалете. Расширяю глаза, наивно удивляюсь, почему об этом никто не знает — директор недружелюбно отвечает, что это произошло в какой-то элитной школе для суперодаренных детей на другом конце города. Последняя фраза получается особенно сухо и мрачно — не то потому, что директор сочувствует несчастной семье, не то потому, что пытается не позволить себе выказать облегчение оттого, что тот, первый, суицид произошёл не в его школе. Напрасно пытается — могу и нафантазировать, воображение хорошее.
Под конец Борис Семёнович заявляет, что при последней встрече (ещё до убийства) несчастный отец показался ему не особенно адекватным. Точнее, особенно неадекватным. Расшифровывать директор отказывается — косится на дверь, опять заявляя, что нарушает закон.
— Какой?
— Уголовный кодекс.
Допрос окончен, можете расходиться. Прощаюсь с директором, обещаю зайти на днях, расписаться в приказе об увольнении и забрать трудовую книжку, после чего, безработная и довольная, возвращаюсь домой. Казалось, чему тут радоваться, но настроение улучшается с каждым шагом. Как будто у меня вдруг прошёл длительный насморк, во время которого я почти забыла, что значит нормально дышать, как будто весь день горбатилась на ниве генеральной уборки, а теперь прилегла на диван, как будто сбросила со спины какой-то тяжёлый груз. Как странно. Пытаюсь анализировать своё состояние, даже слегка замедляю шаг — и вдруг осеняет.
Я знаю, где Гамлет!..
Торопливо раскрываю мешок, заменяющий дамскую сумочку (а ведь успешно заменяет — вещи теряются только так). Нашариваю старенький телефон, нажимаю кнопочку вызова, долгое время слушаю гудки и наконец…
— Алло, Марина? Что-то случилось?
— Здравствуйте, Фёдор Иванович! — большинство знакомых начинают с банального «как дела», но я экономлю деньги на телефоне и сразу перехожу к делу. — Вы знаете, где Гамлет?
— Кто?
Похоже, следак на работе. Надеюсь, что я не сильно его отвлекаю.
— Гамлет. Это скелет, которого мы нашли на даче, там ещё был номер, и вообще…
— Я понял. Это вещественное доказательство, мы направили его на экспертизу. Мало ли что…
— Понятно.
В его голосе вселенская печаль трёх поколений ментов, перемешанная с какой-то жертвенной решимостью. Примерно с такими же чувствами я бегу разменять последнюю сотню, чтобы подать бедной бабушке из подземного перехода.
— Не беспокойтесь, скелет в надёжном месте. Он никуда не исчезнет. Если хотите, могу свозить, показать…
— Ой, Фёдор Иванович… — надеюсь, что он не слышит, какая дурацкая улыбка расползается на моём лице. — Нет, нет… спасибо…
— Пожалуйста… с вами всё в порядке?
Конечно, в порядке! Лучше не бывает.
Теперь. Я. Знаю. Где. Гамлет.
И важно не столько его точное положение в пространстве, сколько то, что он уже никуда не денется и никто не сможет обвинить меня в его краже.
Главное, не озвучить причину радости, а то сочтут ненормальной — а мне только психушки и не хватало.
Так сказать, для комплекта.
— Спасибо, Фёдор Иванович! Всё просто отлично! Спасибо! — щебечу я, а Хучик молчит. Переваривает, видать — или занят. Кто их, следаков, знает. — Ой, я побежала! До встречи!
— Нет, с вами точно всё нормально?
Какие всё же у нас подозрительные менты!
— Нормально, нормально, спасибо!.. — и отключаюсь. Как здорово!..
Добегаю до дома за пятнадцать минут и… улыбка мгновенно сползает с лица, стоит мне разглядеть небритое, в кое-то веке не дышащее перегаром «тело» бывшего мужа, Петьки.
Петька нарезает круги в районе подъезда. Сухо киваю ему в знак приветствия и торопливо ныряю в подъезд, но эта зараза бросается следом и топочет по лестнице, бормоча:
— Э-э… ну-у… эта…
— Слушай, давай поконкретней?
Бывший муж недовольно супит белёсые брови и начинает пространную речь.
Ну… если отбросить эпитеты вроде «путана, в отсутствие мужа удовлетворяющая весь подъезд независимо от пола и возраста», «тупое ленивое существо», «овечка с кучей заскоков» и т. д. (в его исполнении все короче и нецензурней), то он предлагает начать всё заново. Пока мужик формулирует речь, я открываю дверь и напряженно замираю в дверном проёме. По счастью, он не рискует врываться силой — надеется на мирное урегулирование конфликта. Ну и пускай. Перебьётся — я как-то не собираюсь бросаться ему на шею.
Минут через восемь, сообразив, что я пропускаю его реплики мимо ушей, Петька начинает гнусить:
— Это ты во всём виновата, если бы ты не села в тюрьму, я стал бы учителем, инженером, приличным человеком, я и пить-то начал из-за тебя, я же люблю тебя, дура, а тебе наплевать, уголовница…
Стал бы он инженером — ну да, конечно. Раньше я этого как-то не замечала, но если начать вспоминать… у мужа уже тогда имелись неплохие алкоголические задатки.
Сначала он выпивал по праздникам, потом начал «заливать за воротник» по выходным, а после того, как я села в тюрьму, получил замечательный повод для того, чтобы бражничать и в рабочие дни. Что и делает до сих пор, не забывая периодически напоминать о том, что превратился в законченного алкаша исключительно из-за меня. И раньше эта фраза прекрасно срабатывала. Но теперь… теперь я закрываю глаза и с удовольствием убеждаюсь, что больше не слышу противного голоса совести.
— Послушай, я… я не виновата, что села в тюрьму. Ты помнишь, кто такой Валентин Данилов?
Петька распахивает глаза, удивлённый неожиданным переходом (ещё бы, обычно я сразу же замолкала):
— Ну… типа слышал.
— Так вот, я села в тюрьму из-за него. Гадкий физик меня подставил!.. украл скелет, подбросил мне череп и… в общем, скотина.
Перевожу взгляд на бывшего мужа — тот напряжённо разглядывает меня и зачем-то шевелит нижней челюстью: туда-сюда, туда-сюда. Я делаю крошечный шаг вперёд и оказываюсь совсем рядом — настолько, что ощущаю «аромат» его нечищеных зубов. И это довольно странно — обычно от бывшего мужа воняет перегаром или так называемым «свежаком».
Вглядевшись в его припухшие глазки, шагаю назад и хватаюсь за дверь:
— Это физик меня подставил. Это он во всём виноват! Вот с ним и живи!..
Бывший муж пытается что-то сказать, но я залетаю в квартиру, и, нервно хихикая, поворачиваю замок. Потом прислоняюсь к двери и вполголоса объясняю, что мы с давно развелись, и я не хочу терпеть его у себя. А если он хочет эксплуатировать чье-нибудь чувство вины, пускай направляется к тому, кто действительно виноват.
Петька, конечно, не слушает
