Книга Егерь - Евгений Ильичёв

— Признаю.

— И ты утверждаешь, что их невозможно обучить.

— Ну да, да! — начал терять терпение кнес.

Герман ухмыльнулся и повернулся ко мне. Я остолбенел.

— Встань, — сказал мне егерь.

Я огляделся и, не веря своим ушам и глазам, с ужасом осознал, что егерь обращается именно ко мне. Медленно, почти не чувствуя от страха своих ног, я поднялся из-за стола.

— А теперь скажи, как твое имя?

Голос мгновенно пропал. Встал комком поперек горла и никак не хотел выходить из меня.

— Как твое имя? — громко повторил свой вопрос Герман, глядя мне прямо в глаза.

Своим беспокойным взглядом я встретил его взгляд. В его глазах читалась сила, уверенность и то, чего я никогда не видел во взгляде ни одного сотрапезника. Я видел, что Герман даже в такой напряженной ситуации остается человеком. Даже сейчас его глаза источали бесконечную любовь и тепло. Герман моргнул мне, давая свое добро, и я, набрав в грудь побольше воздуха, ответил:

— Великий кнес, мое имя Игорь Мечников.

— Когда ты научился говорить? — изумился кнес. — Это какой-то трюк?

— Меня учат егеря, мой кнес.

— А когда же ты научился понимать нашу речь? — как ни странно, этот вопрос задал уже не кнес, а один из его приближенных. Владеймир бросил на дерзнувшего подать голос придворного недобрый взгляд, но все же позволил мне ответить.

— Я всегда понимал.

— Мальчик жил среди сотрапезников, а не в хлеву, — пояснил Герман, подходя ко мне и кладя свои огромные ладони мне на плечи. — Вот и все его отличие от сородичей. Да, безмозглых. Да, глупых. Но такими их делаете вы, не позволяя им считать себя людьми. Ваша власть над ними заключается лишь в их страхе перед вами. Я купил его в одном из твоих отдаленных куреньев. Вот купчая, а на ней твоя печать, Владеймир, такими печатями наделены все твои работорговцы. Ты не смеешь уличить меня в подлоге. Мальчик — прямое доказательство того, что кореллы — люди. Такие же, как и вы.

— Хватит! — не выдержал кнес. На этот раз его гневный возглас не смог погасить ропота присутствующих. Кнес понял, что в это самое мгновение произошло нечто страшное.

— Вон! Все вон отсюда!

Откуда ни возьмись налетела стража и начала оттеснять от нас всех бояр. Те нехотя, но все же подчинились. В считанные секунды в тронном зале остались лишь кнес, мы четверо и окружившие нас охранники во главе с щербатым Грижей.

Глава 18

Торг

— Ты понимаешь, что живыми вам теперь отсюда не уйти? — ледяным тоном прошипел кнес Владеймир. — Мало того, что мне придется избавиться от вас как от сеющих смуту посланников чужих кнежитей, так вдобавок ко всему мне придется еще и чистку в рядах своих бояр устроить. Ты посягнул на самое святое — на государственность! Не будь торговли рабами, развались экономика или пропади страх перед властью — чего будет стоить эта власть?

Кнес вовремя спохватился и приказал страже покинуть тронный зал. Подле себя он оставил лишь верного Грижу. Вертя в руках свой жезл (он же — пульт управления электродуговой пушкой ), кнес расхаживал взад-вперед перед нами, словно зверь в клетке. Герман и остальные егеря молчали. Я же, чувствуя себя причиной столь скорой перемены настроения кнеса Владеймира, вновь упал на колени.

— Сейчас мне от вас нужно лишь одно, — наконец остановился кнес. — Насколько серьезны угрозы этого вашего «бога»? Кстати, как нам звать-то его?

— Уж точно не богом, — презрительно выдавила Мария.

— Это программа, кнес, — сказал Герман.

— Кто?

— Бестелесное существо, живущее в бездушных вычислительных машинах. Мы называем его Боровский. Помнишь, я рассказывал о своем мире и технологическом буме, заменившем нам богов?

Кнес кивнул утвердительно.

— Так вот, эти машины, созданные нами, помогли нам разобраться во многих аспектах жизни человека. Они помогали нам летать к облакам и даже к далеким звездам, они находили болезни, лечили их и предупреждали появление новых. Эти машины кормили нас и помогали выживать на протяжении многих столетий. Нередко эти машины, как и любое благое начало, корыстные люди пытались использовать в своих личных целях. Всегда такие находились. Но со временем наше общество уравновесилось. Границы между государствами стерлись, человечество стало единым. Установился единый универсальный язык, было выбрано единое правительство. За пару сотен лет многочисленные народы Земли перемешались между собой. Был достигнут баланс между рождаемостью, смертностью и количеством ресурсов на планете. Глобальные войны канули в лету, а локальные вспыхивали все реже. В конце концов наша раса почти излечилась от всех «детских» болезней развивающихся цивилизаций. Мы отказались от власти, денег, общества потребления и пришли к процветающему обществу созидания.

Кнес очень внимательно слушал исторический экскурс Германа. Мне даже показалось, что он старается запомнить некоторые факты, о которых говорил егерь. Украдкой я поглядывал снизу вверх на владыку и видел, как на напряженном лице кнеса сухие старческие губы, еле шевелясь, повторяли за Германом некоторые слова.

— Боровский, — продолжал Герман, — раньше был обычным человеком. Он не разделял взглядов большинства людей на текущее мироустройство. Его не устраивали вечный мир и установившийся порядок вещей. Ему не нравилась сама идея равенства всех людей. Она, по его мнению, вела к торможению прогресса. Втайне он лелеял мечту о превосходстве одних рас над другими и считал, что общество погрязло в собственной добродетели и в итоге остановится в своем развитии. Для преодоления этого застоя ему была необходима волна возмущения в социуме, глубокая встряска и кризис. Он создал механизм, при помощи которого смог соединить свой мозг с вычислительными возможностями наших думающих машин.

— Чего же он хотел достичь таким путем?

— Связав свой интеллект с бездушным искусственным разумом, он получил практически безграничные вычислительные возможности. Уже тогда он мог влиять на разум любого человека, просчитывать колоссальные объемы информации. Его мозг превратился в компьютер. И если мы искусственно ограничивали в мощностях наши думающие машины, используя их лишь для вычислительных процессов и не давая им делать выводы из своих вычислений, то Боровский пошел много дальше. Симбиоз его разума с компьютерами превратил его в монстра, а его идеи, подпитанные огромным количеством вычислений, дали ему повод считать себя самым могущественным существом на планете. По сути — богом среди людей. Если говорить проще, он впал в безумие и единственной альтернативой установленному порядку видел лишь хаос, посеяв который, он мог бы выступить в роли мессии — единственного существа, способного взять контроль над этим хаосом в свои руки.

Кнес Владеймир задумался:

— То есть ты утверждаешь, что этот человек уже тогда имел возможность стать самым могущественным существом на планете?

— Да, — согласился Герман. — И, появись такое существо в век капитализма, когда миром правили деньги, он, бесспорно, осуществил бы свои планы. Но описываемые мною события происходили в век, когда люди перестали считать деньги эквивалентом своего труда. Логистика распределения ресурсов и трудозатрат каждого человека была просчитана настолько точно, что надобность в оплате труда просто отпала. Занятость людей регулировалась по принципу «каждый на своем месте».

— И для осуществления своих планов вашему Боровскому было необходимо откатить общество к прежней модели мироустройства?

— Именно. Для этого ему необходимо было сильно скомпрометировать текущий миропорядок.

— И что же он сделал?

— Мир стоял на пороге невероятных космических открытий и завоеваний. Человеческая мысль опережала имеющиеся технологии. Человек решился пойти на самый смелый шаг в своей истории — заселить чужой мир. Но мы были не готовы к этому ни технически, ни морально. И если техническое несовершенство со временем мы бы преодолели, то нашу психологическую неготовность к подобной идее мы вообще не брали в расчет. Мы сами, без каких-либо чипов в голове или суперкомпьютеров решили поиграть в богов и создать жизнь из ничего в иных мирах. Но мы были не готовы к такому шагу.

— И ваш Боровский первым это понял.

— Понял и решил воспользоваться этим.

— И что же ему помешало?

— Физика, — спокойно ответил Герман. — Он, как и все мы, первые путешественники меж звезд, стал жертвой одного сложного физического явления, просчитать которое было не под силу даже ему. Мы оказались не в том мире, из которого улетали.

— А в нашем