какая у тебя была специальность? — Пашка протянул руку, заправил мне за ушко выбившуюся прядь и с любопытством посмотрел на меня. Ему было интересно всё, вся моя прошлая жизнь.
— Технолог рыбного производства. — и глядя на его скептически приподнятую бровь и улыбку, засмеялась. — Ну это была самая невостребованная специальность, туда почти не было конкурса при поступлении. Ты же помнишь, что отличницей я не была?
В прошлом я всё-таки окончила институт. Отучилась на вечерне-заочном отделении. Так нам с мамой было удобнее приглядывать за Серёжкой.
— Ты работала на рыбзаводе? — неверяще и даже сочувственно смотрел на меня Пашка.
— Пока я окончила институт, все рыбзаводы уже развалились. Так что нет. По специальности я не работала. — я поджала под себя ногу, устраиваясь поудобнее и разворачиваясь лицом к сидящему рядом мужу. — И сейчас я точно не хочу учиться на технолога.
— А куда пойдёшь? Может, в мед или в пед?
В нашем городе, кроме мореходного училища, куда принимали только парней, было ещё три института. Медицинский, педагогический и институт рыбного хозяйства. Ну и консерватория, но это совсем не про меня.
Я в задумчивости почесала нос. И правда, куда пойти учиться? Не в медицинский же. И не в педагогический.
— Юль, а кем ты мечтала стать? — неожиданный вопрос застал врасплох. Я рассеянно захлопала глазами, глядя в заинтересованное лицо Паши. И правда, кем я мечтала стать? Ведь наверняка когда-то мечтала. Но совсем не помнила об этом.
— Юла, ты так глубоко задумалась, что мне уже стало страшно. — посмеиваясь Пашка поднял руки в шутливом умоляющем жесте. — Только не говори, что мечтала стать космонавтов или актрисой.
Я фыркнула в ответ. Не знаю я, кем хочу стать. Лет двадцать не задумывалась уже.
— Ты же понимаешь, что это бесперспективные профессии в ближайшем будущем? Всё развалится. И космос, и кинематограф.
— И что теперь? Учится на экономиста или юриста? — я возразила из чистого упрямства. — Мама всю жизнь бухгалтером корпела. Я скучнее и зануднее работы не представляю.
— Юрист неплохо, конечно, но необязательно. Зарабатывать деньги буду я, а ты выбери себе занятие по душе.
— Актрисой? — подначивала я с самым серьёзным видом. Никогда не мечтала об этой профессии, но удержаться от шуточек не получилось.
— Ну если хочешь, можешь актрисой. — неохотно согласился Пашка. — А можешь совсем не работать. Я сумею прокормить нас.
— А если бросишь меня, я как жить буду? А если в сорок бросишь, или в пятьдесят? Найдёшь двух по двадцать. И прости-прощай, любовь всей моей жизни!
Ага! Прямо сейчас! Разбежалась! Нашёл дурочку. Доверить своё будущее благополучие ему?
— Я же сказал, что не брошу. — насупился, нахмурил брови свои соболиные. — Юля, прекращай!
Пашка сердился, я злилась. Вот так, зачастую из малейшей искры у нас разгорались ссоры. Я дулась в углу, а Пашка уходил заниматься какими-нибудь домашними делами. На удивление он оказался очень приспособленным к бытовым заботам. Мыл полы и посуду. Запросто мог затеять стирку в старенькой стиральной машине. И очень вкусно готовил. Не делил домашнюю работу на мужскую и женскую. Без проблем мог перегладить постельное бельё или мои блузки и платья. А я, глядя на него со стареньким утюгом в руках, не могла долго обижаться. Кто может устоять от вида полураздетого атлета со шваброй в руках или пекущего блины и ловко переворачивающего их на сковороде?
* * *
— Юль, ты не беременна случайно? — вопрос мамы застал меня, с аппетитом поедающую хрустящий огурец, врасплох. Я с удивлением покрутила малосольный огурчик, рассматривая его со всех сторон. Вкусно же просто!
— Нет, мам. Не беременна.
— Вы бы повременили с ребёночком. Пожили для себя. Не спешите. — мама пыталась делать вид, что это просто случайный разговор. Отвернулась к плите, на которой закипал чайник.
— В чём дело, мам? Ты не хочешь внука? — я отодвинула подальше от себя миску с огурцами, одуряюще вкусно пахнущими свежим укропом и чесночком.
— Подумала, рано вам. — пожала мама плечами, не поворачиваясь ко мне. — Вы молодые совсем. Паша ещё учится. Да и тебе в этом году опять попробовать поступить надо. Не ко времени пока детки.
— Ма-а-м? Ну-ка посмотри на меня.
— Ну что? — мама как-то устало и удручённо вздохнула и повернулась.
— Что случилось? С чего такие разговоры? — наседала я.
— Да ничего не случилось, Юль. Так просто, подумала, что не спешить бы вам с ребёнком.
Она суетливо разливала кипяток по чашкам. Гремела крышечкой заварного чайника. Дёргаными движениями достала чайные ложки из выдвижного ящика шкафчика. Я не сводила с неё требовательного взгляда.
— Ну что ты так на меня смотришь? Пей чай, пока горячий. — пододвинула она ко мне сахарницу. — Сахар клади, или вот, конфеты у меня есть. Остались со свадьбы.
— Говори, о чём думаешь. Что не так, мам?
Я смотрела на её поджатые губы, на нахмуренные брови.
— Признавайся, что хотела сказать?
— Я тебе уже не раз об этом говорила, Юль. Чем тебе наши парни не нравились? Простые, работящие, из знакомых семей. Мы все тут друг друга знаем! А Павел твой…
— Что Павел? — как тогда, так и сейчас уступать я не собиралась. — Чем Паша мой не угодил?
— Да угодил, угодил. Только одного ты дочка не понимаешь, — устало вздохнула мама. — не пара ты ему.
Я молчала и ждала продолжения, сжимая до боли в пальцах чайную ложку.
— Мы со свахой поговорили на свадьбе. Она мне про семью их рассказывала. Непростые они люди. Москвичи.
— И что?
— И то! — начала сердиться мама. — Молодая ты ещё, жизни не знаешь! Не ко двору ты там будешь. Москвичи на москвичках женятся, себе подобных ищут. Нагуляется твой Павел тут, наживётся с тобой, а потом в Москву уедет. А ты тут с дитём одна останешься.
Вот оно! То, в чём меня неустанно убеждали все кому не лень. То, что уронило мою самооценку ниже плинтуса, и мне понадобились годы, чтобы достать её оттуда. То, что Паша — звезда, а я всего лишь простушка, которую он от скуки подцепил. Недостойная его величия.
Я отложила в сторону ложечку, отодвинула от себя чашку с чаем.
— Вот сейчас посмотри на меня внимательно мама. Я что, уродина у тебя?
— Ну нет, конечно.
— Может быть, я у тебя дурочка, непутёвая, невоспитанная? — продолжала наседать я.
— Юль, ну что ты говоришь?! Ты у меня красавица. И неглупая совсем…только… — мама замялась, маятно вздохнула и подняла на меня взгляд от чашки, в которой прятала его.
— Что только? — уф…Юлия Владимировна, умерь свой суровый начальственный тон. Перед тобой не грузчики, уборщицы и садовники, которыми ты
