биение чужого сердца. Неужели это из-за меня оно так бьется?
– Снежа, я про нас с тобой. Про то, что я тебя… – я замерла, слушая его, а Эрик замолк на полуслове.
– Неужели тебе непонятно? – рыкнул недовольно.
– Нет, – я зажмурилась еще сильнее и потрясла головой. – Ничего не понятно. Скажи мне.
С улицы снова донеслись автомобильные гудки. В этот раз громче, настойчивее и намного дольше. Эрик сквозь зубы чертыхнулся и отпустил меня, оставив ощущение ледяного холода в том месте, откуда исчезли его руки.
– Потом поговорим, а то Игорь скоро начнет ворота таранить, – буркнул недовольно и отступил в сторону.
Взял свою майку, почему-то висящую на плафоне настенного светильника, быстро оделся. И не глядя на меня, так и стоявшую голышом посреди комнаты, вышел за дверь, плотно прикрыв ее за собой.
Я повернулась, сделала два шага на ватных ногах и рухнула на кровать.
Лежала, глядя в потолок, и размышляла, доведется ли мне когда-нибудь услышать эти простые до невозможности слова, которые Эрик, кажется, хотел сказать. Но не сказал…
Слова, которые все нормальные люди слышат с самого рождения. От мамы, папы, бабушек и дедушек. От мужей или жен. Братьев и сестер. Друзей, может быть…
Простые слова, без которых все, что есть в этой жизни – это ничто.
Слова, которые говорят всем, кроме таких уродов, как я.
И которые никогда не произносят уроды, вроде меня…
Через несколько минут я уже спускалась в гостиную, откуда слышались голоса. Надеюсь, притворство с моего лица никуда не утекло, когда я недавно смывала в ванной слезы.
– Снежана, красавица моя, – встретил меня объятиями недавно гостивший у нас Игорек. – Дай я тебя скорее поцелую!
– Кулак мой поцелуешь, – рыкнули у него за спиной, и смуглая рука ловко выхватила меня из лап здоровяка.
Через секунду я стояла возле небритого гада и, скрипя зубами, смотрела на приближающегося ко мне Сашку.
– Привет, сестренка. Надеюсь, не выгонишь? – он весело помахал мне рукой. – Если что, я ненадолго. Надоедать не собираюсь.
– Я здесь горничной работаю. Выгонять без дозволения хозяев никого не могу. С ними договаривайся, – я пожала плечами, стараясь не обращать внимания на сверлящий мой затылок взгляд небритыша.
Отвернулась от недовольного лица братца, сделала еще пару шагов и остановилась, неверяще глядя, как с дивана возле камина мне навстречу поднимается Марьяна.
Глава 40
– Что, даже не спросишь, зачем я приехала? – Марьяна скрестила руки на могучей груди, нависая надо мной, пока я резала хлеб и сыр.
– Подышать свежим воздухом в экологически чистом месте? – предположила я.
Отложила нож, оперлась на стол ладонями, глядя в ее осунувшееся лицо с несчастными глазами:
– Маря, если тебе есть что сказать, говори. Я не в том настроении, чтобы загадки отгадывать.
– Мне твой Эрик позвонил, – нехотя призналась, начав грозно сопеть. – Пристращал, что если я не приеду и не извинюсь, то он сам меня привезет в багажнике.
Представив эпическую картину, как Эрик запихивает сопротивляющуюся Марьяну в багажник своего джипа, я хрюкнула от смеха. Потом еще раз хрюкнула, погромче. Пока меня не начало мелко трясти, от еле сдерживаемого хохота.
– Ты чего ржешь?! – вызверилась Маря.
– Представляю… – проквакала я между накатывающими приступами смеха.
– Ты!.. Да ты!.. Сучка!! – выкрикнула она, сжимая могучие кулаки возле моего лица, и вдруг тоже хрюкнула.
Отступила, зажала рот ладонями и выпучила глаза, помидорно краснея. Сквозь прижатые к губам пальцы начали прорываться странные звуки, что-то среднее между карканьем и ревом слона. И, наконец, не выдержав, она плюхнулась на табуретку и начала всхлипывать от смеха.
– Девочки, у вас все нормально? – заглянул в кухню Игорек.
Оглядел нас, почесал затылок и прокричал в сторону гостиной:
– Им просто весело.
Через полчаса, когда бутерброды были сделаны и отданы мужикам, закрывшимся в библиотеке на совещание, Маря сидела за кухонным столом и, шмыгая носом, с подозрением меня рассматривала.
– Изменилась ты как-то, Снежка. Я тебя не видела-то всего ничего, а ты совсем другая стала.
Я пожала плечами и философски ответила:
– Жизнь у меня теперь такая, что меняться приходится.
– А у тебя с Эриком этим серьезно, что ли? – подруга прищурила глаза, словно пытаясь пробраться мне внутрь черепной коробки и понять, что там лежит.
– А у тебя с Игорем? – поинтересовалась я в ответ.
Маря от моего вопроса густо порозовела и заерзала на жалобно хрустнувшем стуле.
– Нет у нас ничего, – зарычала недовольно. – Я Сережу люблю. И не говори, что я дура, – вскинула на меня недобрые глаза.
Я только молча пожала плечами и уткнулась в свою чашку с чаем.
Куда уж мне кого-то дурой считать, если сама увязла в мужчине, от которого мне бежать надо как можно дальше. Он сын моего покойного мужа, мой пасынок, с которым я изменяла его отцу. Хотим мы этого или нет, но это обстоятельство всегда будет стоять между нами.
Это, и еще то, что я собиралась убить его отца. Жаль, не успела… Кто-то меня опередил.
Дверь кухни распахнулась, и на пороге возник Игорь. Подмигнул мне и скомандовал:
– Марьяна, поехали. Шустренько собирайся, надо выбираться из этой глуши, пока светло. А то тут по ночам неспокойно, хищники бродят.
А Маря ничего, и не поморщилась даже, послушно встала и пошла одеваться. У меня аж рот открылся от удивления, как это у Игорька так ловко получилось.
– Снежана, ты прости меня, ладно? – зашептала мне на ухо Маря в прихожей. – Ты же моя самая-самая подруга. А я дура толстая.
– Дура, – подтвердила я. – Прощаю.
Громыхнули, закрываясь ворота. Отрезали от меня мигнувшие стоп-сигналы внедорожника Игорька.
И я вдруг поняла, что вряд ли захочу когда-нибудь снова встретиться с Марьяной. Словно то, что произошло между нами недавно, разнесло нас на такое расстояние, что ни на каком автомобиле его не одолеешь, ни на каком самолете не пролетишь. Прощай, Маря.
– А ты чего здесь торчишь? – сдерживая горькие слезы, так и норовившие пролиться, я окрысилась на Сашку, подпирающего стену за моей спиной. – Тебе домой не пора ехать?
– Я у вас погостить решил, – братец довольно заулыбался. – Эрик меня пригласил, а то мне жить негде.
– Квартира родителей свободна – живи, сколько хочешь.
– Спасибо, нажился. Больше не хочу, – оскалил зубы в злой усмешке.
– Продай тогда, если она тебе не нужна.
– Как ты можешь такое предлагать, сестрица! – закривлялся он.
Протянул глумливым голосом:
– Это же память о нашем с тобой счастливом детстве. Я там каждый угол знаю, о который меня папаша наш головой бил. Каждую стенку, в которую меня спиной
