отзывчивая, а внешне так вообще идеальная. Настолько идеальная, твою мать, что, когда вижу, сердце забивается, как у пацана. Даже уже и не помню, когда со мной такое было.
И в постели ведь неискушенная, раньше меня такое не вставляло. А с ней в кайф, шмонает, стоит только прикоснуться. Готов даже потерпеть — дожился. Мог оставить ее тогда на даче, но побоялся, что от злости начну жестить, а она точно к такому не готова. Как вспомню, как колотилось ее сердце в первый раз, почувствовал даже со спины. И этот страх в глазах, как у птички, попавшей в сети. А потом получил свои дивиденды, оказалась горячей и отзывчивой. Даже интересно, что смогу из нее вылепить.
Остыну, и тогда поеду к ней, сейчас нельзя, кровь кипит. Столько лет в сердце было тихо, и вдруг такие эмоциональные качели. Понимаю, что она ни в чем не виновата, но бушующая внутри, неприязнь ко тому, что ее кто-то хочет, потому что она позволила, пока не улеглась, и сорваться могу на ней.
Сейчас мне нужна пауза.
Глава 20
Яна
Пятый день все валится из рук. Мозг кишит мыслями и, кажется, вот-вот взорвется. Почему он не звонит, почему больше на приехал? И как вообще быть дальше? Может для него это норма? Он же не озвучивал, как часто мы будем видеться.
Без конца обдумываю ситуацию на даче. Конечно, ему стало неприятно, когда он понял, что к чему, но это ведь было до него. Вдобавок, я узнала еще одну его сторону. И это было страшно. Титов, конечно, тоже повел себя крайне неправильно, и, если бы это был чужой человек, я поприветствовала бы реакцию Вадима. Но он же не чужой. И ему, да и мне с некоторых пор.
Я для Матвея теперь предательница, это ясно. Он искренне тянулся ко мне, открылся о самом сокровенном, увидел человека, с которым он может быть самим собой. А я оказалась не тем, что он нарисовал себе. Это пройдет. Но сейчас этот эпизод имеет для него значение. Его не было в колледже с понедельника, даже хотела спросить у Булатова, как он. Но потом решила, что не стоит, и так влипла с этой историей.
На большой перемене осталась в кабинете. Вика с Алевтиной Ивановной, преподавателем английского, заходили, звали на кофе, но я отказалась. Нет настроения, еще и с контрольными завал, нужно проверить у трех групп сразу.
Достаю из файла работы, сажусь проверять, чтобы не тратить время впустую. Но через пять минут открывается дверь и на пороге показывается Титов. Поднимаю голову, он окидывает взглядом аудиторию, убеждаясь, что никого нет, и проходит ко мне.
Садится за парту напротив и ставит передо мной стаканчик капучино. Рассматривает, как будто заново, как будто не знал меня до этого.
— Привет.
— Привет, спасибо, — киваю на бумажный стакан.
Вид у него не очень, на скуле заживающий синяк, рана на губе почти затянулась. И какой-то невыспавшийся, что ли.
— Мне запретили с тобой общаться. Ты рада?
— А обязательно было устраивать разборки?
— Может, и не обязательно. Но перемкнуло.
— Мне жаль, Матвей. Я не хочу, чтобы из-за меня у вас с Вадимом были разногласия.
— Где он вообще тебя выцепил? Как вы встретились? — смотрит он зло.
— Маша Романова моя подруга.
— Понятно… Ну и как тебе с ним, не коробит?
— Матвей, тебе не кажется, что ты перегибаешь? И на даче тоже. На каком основании ты мне задаешь такие вопросы? Я тебе ничего не обещала, предельно ясно расставила все по своим местам. Я же тебя не спрашиваю, с кем ты туда приезжал в тот вечер. И ты, пожалуйста, не лезь в мое личное.
— Что, на хр*н, у тебя с ним может быть личное? Ему сорок, Яна! У него таких как ты, вагон. Если не стала одноразовой, это не значит, что ты ему нужна для чего-то серьезного!
— Титов, закрой рот! А то я начну думать, что Вадим тебе правильно врезал!
— Ты его искренне защищаешь или боишься? Еще не успела прочувствовать жизнь под запретами, мм? Скоро поймешь, Яна.
— Я не собираюсь с тобой это обсуждать.
Мое лицо вспыхивает, и я чувствую, что горю. Он поднимается.
— Я думал ты другая, а ты туда же…
Выходит, а у меня подступает к горлу ком.
В коридоре звенит звонок, студенты стекаются на пару, а я так и не могу прийти в себя. Разрываясь, то ли от жалости к Титову, то ли к себе, то ли от злости на Никольского.
После работы звонит Маша.
— Привет, как ты? Может в гости?
— Привет. Давай ты ко мне.
— Ладно, только Ростика определю.
Забегаю в магазин, проходя между полками, ставлю в тележку вино, сыр и пирожные. Нужно еще фруктов взять. Апельсины, бананы, Маша любит ананас, а себе возьму манго. Раньше не могла себе позволить. Да что там, пробовала пару раз в жизни, когда девчонки с работы приглашали посидеть где-нибудь, а сейчас постоянно покупаю, очень нравится вкус.
— Яна! — слышу слева от себя. Оборачиваюсь — Корнева.
— Ксюша? Привет. Что ты делаешь в наших краях?
— Здесь сестра моя живет в тридцать втором доме. А ты?
— А я в тридцатом, — улыбаюсь. Очень рада ее видеть. — Пойдем в гости, Маша через час приедет.
— С удовольствием.
Болтаем с Ксюшей о всякой ерунде, она рассказывает, что сестра с мужем недавно переехали в этот ЖК, и им здесь очень комфортно. Я тоже делюсь впечатлениями, перечисляя преимущества района и построек.
Войдя в квартиру, Ксю удовлетворенно кивает, скрутив губы в трубочку.
— Очень даже! Вадим снимает?
— Да.
Мы проходим на кухню, оставляю ее распаковывать покупки, а сама иду переодеваться. Шелковый домашний брючный костюм цвета баклажана, приятно обволакивает тело мягкостью ткани, стягиваю волосы в хвост и выхожу обратно.
— Янка, на тебя хоть мешок надень, ты красотка, — осматривает она меня, склонив голову набок. — Мне, когда Рома сказал, что у Никольского девушка двадцать с лишним лет, я прямо удивилась, если честно. Даже всерьез не восприняла. А когда увидела, как он смотрит на тебя там за ужином…
— Как он смотрит? — достаю разделочную доску и нарезаю сыр, Ксюша занялась нарезкой фруктов.
— Не знаю, как объяснить. Не так обыденно, как на других. Глаза горят, понимаешь?
— Он уже пятый день, как в воду канул, — не выдерживаю и признаюсь ей.
Очень хочется выплеснуть накопившуюся тревогу, проговорить. Раньше я бежала к Людмиле Петровне, если случалось что-то, доставляющее неприятные чувства.
