– Сказал же, не выходить! – не сдержался и выказал я ей неудовольствие.
Филиппа естественно не ответила – только глазами хлопала.
– Поехали, поехали, – запрыгнул в машину Воронцов. Он, пусть и старался выглядеть спокойным, все же нервничал.
– Не хочу все вокруг здесь палить, пусть это будет только твоим бенефисом, – добавил он, как будто оправдываясь, уже тронувшись с места. Заметил, что я заметил его проскользнувшее беспокойство.
Но едва отъехали от разбитого и убитого кабанчика, которого я проводил грустным взглядом, белозубая улыбка вернулась на широкое лицо Воронцова. Вспоминал, наверное, как секунданты Бланшфора красиво летели.
Километр, который оставался до усадьбы, мы проехали без приключений.
– Сочтемся, – только и сказал я Воронцову вместо прощания. Он все еще улыбался – произошедшее сегодня доставило ему истинное удовольствие. И осознание огромных проблем Кастельморов после такого выступления явно приносило Воронцову истинное наслаждение.
Меня же их трудности и грядущие разборки с магистратом Равенны совершенно не колебали – думать надо головой прежде чем что-то делать. А не бежать сразу, и без разбега.
– С днем рождения, Рейнарссон! – уже отъезжая, крикнул мне Воронцов не прощание.
Сначала я даже не понял, что он имел в виду. Намекает, что я сегодня заново родился? Или… он что-то знает? – вдруг повело по спине морозцем.
И только когда белый мобиль вырулил за ворота моего особняка я вспомнил, что у отправившегося по Реке Крови в посмертие Кайдена сегодня вообще то день рождения.
Глава 10
Филиппа к тому моменту, как мы подъехали к особняку, немного отдышалась. Но сама передвигалась еще с трудом, поэтому в дом я ее занес на руках. И поэтому не сразу даже увидел группу персонала особняка, которая встречала меня с волнением.
– Лекаря, набор одежды и стакан воды со льдом и лимоном для леди ко мне в кабинет, – дал я указания Герванту, который сразу же убежал.
– Чай с мятой и чабрецом, а также обед на одну персону в столовую для меня, – это уже Мэри, которая тоже тут же убежала.
Поднявшись по лестнице с Филиппой на руках, я ногой открыл дверь в свой (бывший Кайдена) кабинет, и усадил Филиппу на диван. Она, держась за грудь и болезненно кривясь, подтянула под себя ноги и пыталась дышать часто и аккуратно – так, чтобы этот процесс не доставлял сильной боли.
– Филиппа.
– Кайден, милый, – шепотом сказала она, поймав мой взгляд. В глазах ее я отчетливо прочитал страдания, но меня это совсем не смутило.
Прости, дорогая, но придется тебе еще немного пострадать.
– Филиппа…. Мы в безопасности, так что теперь рассказывай: что, почему и зачем. Очень кратко, пока лекарь не пришел. Чтобы пока он тебе приводит в порядок, я мог подумать и обдумать произошедшее.
Филиппа удивленно, и – как мне показалось немного затравленно, посмотрела на меня. Может быть она думала, что я ослепленный любовью вообще никаких вопросов кроме как о ее самочувствии задавать не буду?
Но баронесса дурой не была, поэтому принялась рассказывать.
– Граф Кастельмор. За этот год трижды пытался уложить меня к себе в постель, я ему отказывала. Последний раз он выступил прилюдно, в свете, ну я ему прилюдно и отказала. Он счел за оскорбление. Разъярился, решил… вот так. Купил Бланшфора женой и вторым сословием, вместе с ним забрал и меня. Сегодня утром, когда Бланшфор уехал на дуэль, меня вывезли к графу в родовые земли, я сделала вид что согласна, разоделась вон… как видишь. Подловила его со спущенными штанами, сумела убежать. Ехала туда не знаю куда, услышала, что ты победил, приехала ко Дворцу.
– Кастельмор пытался уложить тебя в постель до того, как тебе дали задание прыгнуть ко мне в койку, или после?
– Кайден!
– Что?
– Я не потаскуха, – ощерилась Филиппа.
– Ближе к телу, милая Фили, пожалуйста, – скривился я. – Ты поняла, о чем я.
– Я прыгнула к тебе в койку потому, что хотела этого сама, а не потому, что мне кто-то дал задание! Если бы я не хотела, я бы с тобой… – у нее от столь долгой фразы перехватило дыхание, и она скривилась от боли.
– Да я все понимаю, не нужно лишних слов. Хорошо, спрошу по-другому: тебе прозрачно намекнули, что я интересная персона для любовных игр до того, как Кастельмор позарился на твои прелести, или после? Не смотри на меня так, моя хорошая, речь о жизни и смерти сейчас.
– После, – опустив глаза, сказала она.
– То есть сначала граф захотел тебя, ты ему отказала… а потом уже тебе намекнули, что не хочешь ли обратить внимание на меня?
– Да.
– Кто именно намекнул?
Филиппа тяжело сглотнула и промолчала.
Я ее понимаю – если дело с дуэлью срежиссировано, а это так, то роли строго расписаны: Бланшфор – инструмент, Кастельмор – исполнители.
Остается только узнать имя прямых интересантов.
– Фили. Mon amour. Я больше не буду спрашивать, кто именно, если ты не ответишь. Но мне почему-то кажется, что для тебя после всего случившегося хранить тайну не имеет…
– Кавендиш.
Ну да, Великий Дом. Кто бы сомневался.
– Прямо сами Кавендиши на тебя вышли, или ты просто догадываешься? – спросил я на всякий случай.
Баронесса на меня посмотрела с усмешкой. Ну да, конечно – будут Кавендиш напрямую на нее выходить. Но и в догадке Филиппы я не сомневался – представляя конкретно те круги, в которых она вращается. Вращалась – среди ее любовников числились люди из первых фамилий Империи. Поэтому и мой (Кайдена) с ней скоротечный роман прогремел на всю Европу.
– Почему ты сбежала?
– Потому что я не потаскуха! Я сплю только с теми, кто мне нравится! А уязвленный Кастельмор решил меня обесчестить. И счастье что я сбежала – после смерти Бланшфора он бы просто утопил меня по-тихому, забрав баронство. Неужто ты не знаешь методы… этого старого борова?
«Этого старого борова» я не знал.
Вот с его дедом, молодым и бесшабашным Кастельмором, мы были друзьями: сначала вместе гуляли по кабакам во время студенчества, после сражались рука об руку в Корпусе. И Шарль «Кабан» де Кастельмор умер у меня на руках во время осады Меца, во время баронского восстания – попал под мощный конструкт, так что даже магистр-лекарь не смог удержать его душу от ухода в посмертие. И сейчас мне было очень неприятно, что Дом Кастельморов оказался на другой стороне баррикад.
Вот только в последние слова Филиппа явно вложила другой смысл. Намекая совсем не на «старого борова Кастельмора».
Когда третье сословие влезает в игры первого, перья летят: но в большинстве у участников из третьего сословия. И баронесса была не просто «не дурой», а была явно неглупой. И понимала сейчас, что Кавендиши после неудачи с дуэлью следов оставлять не хотят, а с ней вскоре может произойти «трагический несчастный случай». И Филиппа совсем не сожалела, что уничтожая собственную репутацию, бежала от Кастельморов босой, даже не обращая внимания на сбитые в кровь пальцы.
