густой жидкий шоколад, совсем без воды, на одних сливках. Я пила его маленькими глотками, закусывая крошечными пирожками с вареньем.
— У меня от сладкого сейчас все слипнется, — еле выговорила я, убрав с подноса не меньше дюжины пирожков и допив шоколад.
— Держи.
Учитель Тави протянул мне… соленый огурец. А домовик Уюн подал чашку с чаем. К счастью, не сладким. Огурец пришелся очень кстати. Именно то, что надо. Хрустящий, сочный. Разве что, слишком маленький. Я выпила чай, отставила кружку и посмотрела на дракона.
— Что это было?
— Понятия не имею. Сначала ты светилась как фонарь, я, наконец, увидел в тебе не мага, а волшебника… волшебницу. А потом ты вернула мне мой начальный образ и… я очень испугался. Потому что ты уже не светилась, а… извергалась. Как вулкан. Это было страшно, очень страшно... И я не могу теперь перекинуться. Ни в человека, ни в груммха…
— Извини, учитель Тави, я не хотела… я сама испугалась…
Но тут вдруг поняла абсурдность ситуации. Совсем недавно я сидела тут в виде стрижа и не могла снова стать человеком. Теперь здесь сидит дракон, который тоже не может превратиться в человека… И я засмеялась. У меня началась форменная истерика. Я хохотала, хохотала, хохотала, катаясь по траве.
Вшшш. На меня обрушилось поток воды. Тави, откинув ведро, опасливо поглядывал на меня, придерживая одной лапой больное плечо. Стоп.
— Я человек. Ты — дракон. Я не могла вернуть себе начальный облик после превращения в стрижа. Ты, наоборот, не можешь вернуть себе желаемую форму. Это что-то значит?
— Ты дикая и необученная волшебница, которая не знает своих сил и не умеет ими управлять, — зло сказал дракон. — Прежде, чем учиться чему-то или охранять Рубеж, тебе надо взять под контроль свою Силу и научиться управляться с внешней. Ставить и снимать барьеры.
— Но сейчас… прямо сейчас… что мне нужно делать… чтобы вернуть тебе способности оборотня? — жалобно и бессильно спросила я.
— Вначале вылечи. Пока ты можешь снять заклятие. В виде брагуда я жить могу припеваючи, а вот с больным плечом — нет.
Он уселся на хвост, вытянув вперед все четыре лапы. Выглядело это умилительно. У моей школьной подруги дома жил кот, который сидел точно так же.
— Да… конечно… погоди…
Усевшись в любимую йоговскую позу, я прикрыла глаза и выполнила упражнение один. Затем посмотрела на плечо Бандерлога. Тонкие нити-паутины по-прежнему жили своей непостижимой жизнью, чуть колыхаясь, словно водоросли в медленной реке.
Как убрать это безобразие? Мысленно вырезать? Вырвать? Скомкать? Сжечь?.. Я же не лекарь! Не знахарь, и даже не врач! Что я могу сделать? Мне не хотелось касаться их даже мысленно. Это было слишком омерзительно, гадко, противно…
Тави меня не торопил. Просто сидел, и с надеждой смотрел на меня. С надеждой! Какой оптимист!
Я снова уставилась на этот шевелящийся комок. Может быть, облить их горячим маслом, словно бросаю их на раскаленную сковороду? Картинка тут же появилась, словно настоящая.
Полянку потряс дикий вопль. Если раньше дракон говорил, рычал, ревел каким-то утробным голосом, то теперь крик исходил только из горла. Визг… писк… что-то на очень высокой ноте. Я поняла, что причинила ему жуткую боль.
— Прости… сейчас…
Я ухватила эти нити и дернула их из тела. Они сопротивлялись, тогда я рубанула их ножом, рассекая, отделяя от тела, к которому они прососались. И они, наконец, выскочили, упали на траву, продолжая извиваться, как очень тонкие длинные черви.
Бандерлог, наконец, смолк. И отшатнулся от этого кома, упав на спину, инстинктивно маша лапами, пытаясь отодвинуться как можно дальше.
Трава под этими червяками начала кукожится и жухнуть — я чувствовала, что ей тоже больно, но, в отличие от Бандерлога, убежать она не могла.
До сих пор не понимаю, почему сделала это. Ведь все время работала только на уровне сознания, а здесь вдруг выхватила из кармана зажигалку и поднесла к этой жуткой куче. Нити стали скручиваться, сжиматься, словно я подожгла какую-то искусственную пряжу. Огонь уже обжигал мне пальцы, но я все водила и водила по этим нитям, пока все они не превратились в плотные черные комочки.
— Что ты творишь, волшебница? — снова заговорил Бандерлог своим глубоким, утробным голосом. Только на этот раз в нем слышались ужас и отвращение.
— Не знаю как от них избавиться…
— Я тоже не знаю. Но, может быть, сжечь их своей Силой? Чтобы… в пепел…
Но у меня уже не было сил. Вообще никаких. Ни магических, ни человеческих. Я откинулась на спину, уставившись в уже потемневшее небо.
— Мия Юнта, давай помогу…
Домовик Уюн очень бережно начал смазывать мои пальцы, обожженные о зажигалку той же мазью, что и после упражнений с кнутом. Только сейчас я поняла, что пальцы страшно болят, но мазь помогала и боль потихоньку утихала.
— Спасибо, Уюн. Теперь смажь плечо учителю Тави… Бандерлогу. Ему тоже больно…
***
Два измученных существа — человек и дракон — сидели у костра, разложенного прямо поверх почерневших нитей, лениво подбрасывая в огонь кусочки веток, щепки и маленькие полешки.
Может быть, это не поможет. Но оставлять эту гадость как есть, мне не хотелось. И Бандерлогу тоже. А сделать что-то иное не могли, ни я, ни он.
— Я могу попросить Дом, чтобы он убрал это отсюда. Но куда он это выкинет? Не хотелось бы навредить кому-то, на кого свалится этот комок…
— Почему ты называешь портал Домом?
— Для меня это Дом. С большой буквы. Я здесь… своя… Это мой дом, моя судьба, часть меня… Порталов может быть много. А Дом один.
— Возможно, я понимаю, о чем ты говоришь. Но, может быть, он сумеет выкинуть эту дрянь в какую-нибудь другую реальность?
— А какая разница? В любой реальности могут быть живые существа. Люди, брагуды, животные, растения. Им будет больно.
— Ты очень странная. Нельзя заботиться обо всех подряд, они это не оценят. Подумай, не слишком ли много ты на себя берешь, пытаясь постелить соломку каждому обитателю всех миров?
— Соломку никому не стелю. Не могу и не хочу. Пусть живут как знают. Однако разбрасываться дрянью — преступление, на которое я не готова пойти…
— …оставив ЭТО тут?
— Ну, хотя бы под присмотром… Не знаю. Понимаешь, учитель Тави, мне самой страшно не нравится эта гадость. Тебе попалась очень неопытная волшебница, которая не
