социальные структуры, которые нам нужны. Благо пандемии (мора), таким образом, сводится к избавлению от диктата неолиберальной фритрейдерской парадигмы во имя некоего иного начала, построенного как у А.И.Герцена, на «самими собой управляемых общинах».
Об отношениях «альтернативных социальных структур» с государством или даже об их месте в муниципальной системе ничего не сказано, однако целый абзац посвящен возведению их в самоценный абсолют: «В некоторых закрытых и монохромных экономических подходах, например, кажется, что нет места народным движениям, объединяющим безработных, временных и неформальных работников и многих других, которым нелегко найти место в существующих структурах. Однако эти движения управляют различными формами народного хозяйства и общественного производства. Необходима модель социального, политического и экономического участия, “которая могла бы включать в себя народные движения и активизировать местные, национальные и международные структуры управления тем потоком моральной энергии, который вытекает из включения исключенных в построение общей судьбы”, а также обеспечить, чтобы “эти переживания солидарности, которые растут снизу, из подземелья (subsoil) планеты – могли объединяться, быть более скоординированными, продолжать встречаться друг с другом”… Такие движения являются «социальными поэтами», которые по-своему работают, предлагают, продвигают и освобождают. Они помогают сделать возможным целостное развитие человеческого потенциала, которое выходит за рамки “идеи социальной политики» как политики для бедных, но не с бедными, а тем более не является частью проекта, объединяющего народы. Они могут быть кому-то неприятны, и некоторым “теоретикам” может быть трудно их классифицировать, но мы должны найти в себе мужество признать, что без них демократия атрофируется, превращается в простое слово, в формальность; она теряет свой репрезентативный характер и становится бестелесной, поскольку она оставляет людей в их повседневной борьбе за достоинство, в построении их будущего”.
Поэтика «коммун», в которых целостное развитие человеческого потенциала развивается как бы само собою – очевидно, по аналогии с примитивными обществами с их особым видением прогресса, – контрастирует с критикой социальных сетей как суррогата подлинной (непосредственной) коммуникации, а также сеятеля ненависти и эгоизма, личного и группового. «Цифровая коммуникация хочет, чтобы все было открыто; жизнь людей расчесывается, обнажается и обсуждается, часто анонимно. Уважение к другим разрушается, и даже когда мы отвергаем, игнорируем или держим других на расстоянии, мы можем бесстыдно заглядывать в каждую деталь их жизни. Цифровые кампании ненависти и разрушения, со своей стороны, не являются – как некоторые хотят, чтобы мы считали – позитивной формой взаимной поддержки, а просто объединением людей, объединенных против предполагаемого общего врага. Цифровые медиа также могут подвергать людей риску зависимости, изоляции и постепенной потери контакта с конкретной реальностью, блокируя развитие подлинных межличностных отношений. Им не хватает физических жестов, мимики, мгновений молчания, языка тела и даже запахов, дрожания рук, румянца и пота, которые говорят с нами и являются частью человеческого общения. Цифровые отношения, которые не требуют медленного и постепенного развития дружеских отношений, стабильного взаимодействия или формирования консенсуса, который созревает с течением времени, имеют видимость общительности. Однако на самом деле они не создают сообщества; вместо этого они стремятся замаскировать и расширить тот самый индивидуализм, который находит выражение в ксенофобии и презрении к уязвимым. Цифровой связи недостаточно, чтобы построить мосты. Она не способна объединить человечество».
Аргументы Св. Престола о суррогатности виртуальных коммуникаций и ее последствиях для воспитания (не только воспитания чувств, о котором идет речь) были бы несомненно ценны в 2007-11 гг., когда медиа-мэйнстрим создавал культ почитания якобы «самих себя сделавших» изобретателей IT-технологий 2.0 – Цукерберга, Дорси, Ларри Пейджа, Сергея Брина, а Госдеп вооружил их изобретениями «арабскую весну» и иранский проект «зеленой революции», рассчитывая на ломку менталитета и других цивилизаций посредством суррогатных «самодеятельных движений, получивших «посевные инвестиции» от прогрессистских фондов. Голос Церкви, прозвучи он тогда, как минимум затруднил бы принятие надгосударственных решений по Ливии, Сирии и Йемену, где доселе текущие гражданские войны начинались с IT-революционизации. По меткому народному наблюдению, яичко дорого к Христову дню. Спустя десятилетие, когда те же IT-технологии были освоены как «нелиберальными» правительствами (успешнее всего китайским), так и новейшими лжемессианскими сектами (в исламе успешнее всего ИГИЛ), яичко предупреждения насквозь протухло. Мало того, когда Св. Престол сподобился запустить тухлым яичком в разбогатевших IT-монополистов, они уже были закиданы яйцами антимонопольных ведомств и парламентских расследовательских комиссий, в первую очередь американской Палаты представителей и британской Палаты общин, и те же Цукерберг и Дорси были принуждены не объясняться на слушаниях, но и включать в топ-менеджмент своих компаний надзорные кадры из разведсообщества вроде экс-директора по кибербезопасности СНБ Обамы Натаниэля Гляйхера.
Не уточняя, что за «некоторые» лица или ведомства «хотят, чтобы мы считали» социальные сети исключительно позитивным средством, Папа Франциск не только использовал несвежий аргумент, но и путал Божий дар с яичницей – ибо самым прямым результатом светской пропаганды сетевых технологий было воспитание «детей, родившихся в интернете» (digital natives) с общим свойством психического инфантилизма и общей манерой дешевого суррогатного самоутверждения, в то время как речевая ненависть в сетях была уже побочным следствием этого феномена. Помимо этого, Св. Престол занялся запоздалым морализаторство по поводу сетей только в високосный год американской предвыборной кампании – и этот тайминг полностью определил образ врага в лице «индивидуализма, который находит выражение в ксенофобии».
В устах Папы Франциска критика сетевых технологий оказалась частным случаем критики технократии вообще, а технократия – частным случаем критики капиталистического (потребительского) своекорыстия. Отечественные аналитики – как участники специальной дискуссии в программе В.Р.Соловьева, так и публицисты, в частности Сергей Македонцев на портале EADaily – усмотрели в риторике Папы левацкий умысел передела собственности в пользу иммигрантов и даже создание «системы глобального управления миграцией», созвучные светским концепциям открытого общества (Поппера и др.). На самом деле в суждениях Франциска о собственности и об общественных интересах никакой «ереси», т. е. расхождения с Св. Писанием, нет. «Новизна» риторики Папы состоит в другом, так как адресатом энциклики является не российская, а западная и прежде всего американская цивилизация.
Явно в противовес американским евангелистам, понтифик фактически отрицает этические мотивы у предпринимательства в принципе. Какого-либо разграничения между крупными производителями общественно необходимых товаров (включая лекарства) и производителями вооружений Франциск не усматривает: это одна и та же «сатана» пресловутых «особых интересов». Понтифик специально разъясняет свои претензии к технической цивилизации, истолковывая ее материальный результат как воплощение плотоугодия (concupiscence): Моя критика технократической парадигмы включает в себя нечто большее, чем просто мысль о том, что если мы будем контролировать ее эксцессы, все будет хорошо. Больший риск исходит не от конкретных объектов, материальных реалий или институтов, а от способа их использования. Это связано с человеческой слабостью, склонностью к эгоизму, которая
