вонючим дымом, бежал по стене, навстречу приближающемуся чудовищу. Кто-то, маскируясь в том же дыму, сшибал со стены рядом с ворочающейся тварью лестницы.
Маги жгли медани, сбросивших маски и откровенно нечеловечески скользящих между рядами моряков Юй.
Палаван не успевал отслеживать ситуацию. Только видел вспышками, Гедо яростно-прекрасно танцует в паре с каким-то фалангером, прижигающим эхли медани, змеей ползущего по стене. И Кемрана, с силой мечущий пытающую, капающую черным жирным огнем пику в возникшего на стене солдата Юй. Тот, пронзенный насквозь, с неслышным в какофонии сражения криком, падает вниз.
И голос над ухом, холодный, спокойный.
— Этого для унаги дашат недостаточно.
Знакомый Джихан Беру. Кехан? Да, он. У него интересно учиться.
Но да, этого недостаточно. Покрытая темным панцирем тварь, подойдя почти вплотную к стене, тянущимися с морды щупальцами крошила камни, впиваясь и пробивая кладку почти насквозь, выхватывала куски, выдирая их вместе с цепляющим раствором. Стена ощутимо шаталась. Чешуя местами тлела от удачных попаданий, в стыках и щелях между угловатых пластин торчали пики и стрелы достаточно удачливых солдат, но их кровь заливала плети покрытых то ли присосками, то ли крючьями щупалец, и никому пока не удавалось пробить темную броню насквозь, добраться до уязвимых мест. Были ли у нее уязвимые места?
— Есть, — раздалось над ухом. Кехан?
— Что? — он сказал вслух?
— Уязвимые места…
Палаван развернулся и с силой швырнул пику, сбивая с парапета Юй. Подхватил чадящее копье из рук мертвого фалангера, отер лицо. Обернулся к Джихан Беру.
Кехан, его зовут Кехан. Он голыми руками раскрутил горящее древко, разгоняя зеленый туман.
— Что мы можем сделать?
Рывок, пика опускается, сбрасывая еще одного солдата. Миазмы тумана опали, жалкими ошметками клубясь под ногами.
— Я могу. Парализовать унаги, — этот Кехан был спокоен. Он почти всегда спокоен… — а вы — добить.
— Да как?
— Я, — удар, — знаю, — пинок с разворота, — куда, — короткий взблеск клинка, — бить.
И этот безумный Кехан, сбив еще одного Юй с парапета в широком замахе с разворотом, подхватил вторую пику и вскочив на узкий парапет, длинными прыжками почти полетел в сторону разрушаемой стены, перепрыгивая с зубца на зубец. Ни одна стрела с уцелевшей сторожевой башни чудом не попала в неожиданно стремительную и легконогую фигуру. Удары Юй, магов, эхли медани словно не видели наемника, скользящего сквозь сражение не хуже призрака. Лучше призрака.
Палаван сжал в руках пику.
— Все! Оружие! В руки!
Кехан на мгновение замер на последнем, остром, словно сколотый зуб, обломке. Далее перед ним были только пыль и обломки. Он перетек из одной позы в другую, уклоняясь от стрел, пик, тонких плетей туманной зелени, расправил руки и исчез.
Прыгнул вниз?
Дальнейшее слилось в одну смутную, темную и горячую круговерть.
В сумрачном вечернем тумане, легшем на окутанный болезненно-зеленой магией замок, сквозь мельтешение сражающихся людей, волны то зеленого, то алого огня, всплески багровых разрывов и веера алых брызг мелькнула фигура наемника, балансирующего, раскинув руки на натянутом канате… Нет, одном из мелко дрожащих щупалец твари, впившемся в стену. Еще рывок и невозможный прыжок-полет вверх.
Унаги дашат, темная тварь, мотнула головой, хлестнула щупальцами по стене. Палаван успел разглядеть юркую фигурку, мелькнувшую между туманных теней и нырнул в сражение.
Парируй, руби, коли… Горячая пика в одной руке, прямой горский меч в другой. Плечом к плечу с братом и сестрой, фалангерами, лучниками. Руби, коли…
Сколько прошло времени?
И тварь взревела, распрямляясь и вставая на дыбы, мотнула головой, раскрывая пасть, щупальца с щелканьем раскрылись, открывая доступ к темной склизкой глотке.
Рычание продолжалось, продолжалось, но унаги дашат замер с открытой пастью, выпученными буркалами и растопыренными лапками. И начал медленно-медленно заваливаться вперед, на полуразрушенную стену.
У него получилось!
Палаван перехватил пылающую пурпуром пику, пнул еще одного Юй, перевалившего за парапет и на миг замершего от оглушающего рева, и проорал, надрывая глотку:
— Бейте в пасть!
Мир снова размазался, а затем сжался, собравшись в единую точку, сосредоточившись в пальцах, сжимающих пику.
Замах…
Гедо раскручивает плеть, одного за другим сбивая с ног новую партию атакующих… и приходит неуместное воспоминание о том, как танцевал с плетью этот Кехан.
Бросок!
Кемран и какой-то фалангер-горец, с уханьем сваливают вниз лестницу.
Попал!
Куда-то в разинутую темную и горячую пасть.
Но как теперь болит вывернутое из сустава плечо…
С одной из уцелевших башенок в унаги полетел неровный и рыхлый комок огня, Теван из его Кауи Рижан, хмурясь, раскрутил последний бахан, уже дожигающий короткий фитиль.
Уловив краем глаза движение, Палаван развернулся, встречая булаву прямым клинком, оставшимся в здоровой руке. Парировал раз, второй, отходя куда-то назад, но оступился, и не успел блокировать, не успел поднять руку с клинком навстречу летящей в голову булаве.
Грохот, рычание, оскаленное торжествующее лицо Юй, темнота…
Сон. Замки памяти.
Свиток был очень старый, хрупкий желтоватый папирус испещряли бледные неразборчивые знаки. Казалось бессмысленным пытаться разобрать написанное. Однако он был аккуратно развернут на наклонной подставке из темного дерева и прижат, дабы не сворачивался, двумя палочками из драгоценного красного дерева. Рядом, на витой железной ноге был закреплен цилиндрический светильник. Яркое пламя плясало в полностью закрытой колбе, за прозрачно-золотистым зачарованным на прочность стеклом. Не дай боги, хоть одна искра упадет на драгоценный свиток. Поправить фитиль и долить горючего масла можно было только отперев хитрый замочек и сдвинув вверх заднее полукруглое стекло.
Рядом со свитком был закреплен еще и чистый лист, на котором тонким грифелем были воспроизведены различимые знаки и предварительный перевод.
— На что нам предсказания? Для чего создавать целую кесэт ради этого? Тэкджамал наби смущают человеческие души, мутят разум, заставляют менять решения, корежить хорошие, надежные планы одним своим появлением, — старческий, дребезжащий голос человека, медленно обходящего постамент со свитком, был тих, но уверен, — Что нам предсказания? Человек должен возвышаться и падать, покоряя могущество самостоятельно, а не следуя расплывчатым подсказкам. Лишь тогда могущество, падение, рождение, жизнь и смерть чего-то стоят. Судьбу свою творите сами! Вот что сие предсказание нам предложит? О чем это знание? Падение страны Рё? Разрушение мира, гибель династии, потери сильных мира сего? Так история обитаемого мира уходит на многие поколения назад, были и ранее падения да разрушения! Да и более масштабные! Империи поболе благословенной Рё падали и исчезали в забвение. Но ладно, ладно, забирай перевод. Отдавай его, кому хочешь, Саитэ, но вот от души советую — забудь. Иди своим путем и сам ищи решение, не подстраиваясь под бредни древних наби! Но что я знаю о жизни, да? Иди, иди…
