Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
не ощущал радости попадания своей пули во врага, который собирался тебя убить, тому, кто не чувствовал, как топор упруго проходит сквозь плоть твари, атаковавшей тебя и в результате сдохшей от твоей руки. Я вертелся, падал на колено, уходил от ударов, бил сам – и, наверно, сейчас был счастлив тем мерзким, иррациональным счастьем воина, радующегося чужой смерти и совершенно безразличного к собственной…
Краем глаза я порой ловил мгновения чужих схваток: Иван, мастерски отбивающийся сразу от трех тварей, Шахх, рубящий налево и направо левой лапой, в то время как правую почти до локтя обвило алое полотнище, – но в подобных схватках личные битвы других воспринимаются очень размыто. Ибо сам ты живешь внутри своей, смакуя мгновения. Они придут позже, боль и осознание, какая же ты сволочь, что кайфуешь от подобного. Не сейчас. Потому что сейчас – только мое время воина. Только мое кривое, уродливое, извращенное счастье…
Которое тоже всегда заканчивается.
Победой, раной, увечьем – или смертью.
Но на этот раз нам выпала победа!
Внезапно я осознал, что рубить больше некого и стрелять не в кого. Повсюду вокруг валялись останки наших врагов, похожие на обрывки смятых, окровавленных бинтов. У некоторых из них были еще целы глаза, которые просто смотрели на нас, медленно покрываясь мутной пленкой смерти. Жуткое зрелище…
Впрочем, не менее жутко выглядела моя рука, на которой вздулись огромные волдыри – и которая с каждой секундой болела все сильнее. Это в горячке боя, на адреналине боль не чувствуется. Но после битвы она приходит во всей своей красе…
Кстати, досталось не только мне. Ивану повезло, он обошелся без потерь. А вот Шахх попал знатно.
Алое полотнище обвилось вокруг его лапы и сейчас просто пожирало ее, впитывая в себя живую плоть. Видно было, как лапа становится тоньше, а полотнище разбухает, словно брюхо у кормящегося комара…
– Чего делать будем? – поинтересовался Иван. – Может, эту живую тряпку разрезать вдоль и снять?
– Не получится, – прохрипел Шахх, морда которого стала серой от боли. – Она не просто приросла, она уже часть меня. И если это не остановить, она сожрет меня заживо всего.
Он встал на колени, потом лег. Вытянул лапу и, отвернув голову в сторону, глухо сказал:
– Руби.
– Что рубить? – не понял Иван.
– Пофиг уже что, – отозвался ктулху. – Можешь башку. Но лучше лапу. Чуть ниже сустава, чуть выше этой пакости. Попадешь?
– Попробую, – сказал Иван, становясь на одно колено.
– Ледяным лезвием бей, – сказал Шахх. – Огненным не надо. Не перепутай, инвалидом жить не хочу.
Я не совсем понял, как инвалидность связана с тем, какой стороной топора отчекрыжить конечность, но ктулху, по ходу, лучше нас знал и эту вселенную, и Распутье Миров, и оружие кузнецов – стало быть, ему виднее.
Сперва у меня закралось некоторое сомнение, что Иван попадет куда надо, но я тут же его отбросил. Это ж как в себе сомневаться. Если б не волдыри, продолжающие раздуваться, из-за которых пальцев уже не видно, думаю, я бы не промахнулся.
И мой двойник тоже не промазал.
Лабрис взлетел вверх, резко опустился вниз. Раздался хруст, лапа, обмотанная пульсирующей алой тряпкой, отлетела в сторону, а на землю, усыпанную артефактами, из обрубка хлынула черная кровь.
Правда, кровотечение почти сразу прекратилось, так как культя затянулась инеем. Ясно. По ходу, ктулху и правда досконально знал особенности оружия кузнецов.
Шахх с трудом поднялся, посмотрел на свою отрубленную лапу и полотнище, продолжающее ее пожирать, – и резко харкнул горлом.
Отрубленная конечность и пакость, к ней присосавшаяся, взорвались алыми брызгами, словно арбуз, по которому ударили бейсбольной битой.
– Сволочи, – прошипел Шахх. – Собираются стаями возле порталов и ждут, пока оттуда кто-то выйдет.
– И что, по-другому никак мимо них не пройти, только битва? – спросил я.
– Если очень тихо лапы переставлять, то можно – они в основном на слух полагаются, видят неважно, – сказал ктулху. – Но сегодня это был не наш случай.
– Мои извинения, – буркнул Иван. И сразу быканул: – Предупредить не судьба была?
– Проехали, – махнул Шахх свежей культей. – Так-то я еще ни разу не слышал, чтоб мимо этих тварей кто-то просочился. Чаще все вот так заканчивается.
Он кивнул на статую из пепла.
– Или сжирают, или сжигают. Третьего не дано.
– Почему ж не дано, – пожал плечами Иван. – Вон как мы их лихо покрошили.
Шахх зло зыркнул на сталкера.
– Сдается мне, что ты не только самая везучая, но и самая тупая его копия.
Он кивнул на меня.
– Я лапы лишился, он того и гляди без руки останется. А ты тут про лихость задвигаешь.
– Ладно, не кипятись, – примирительно проговорил Иван, типа не обидевшись на «тупую копию». Это правильно, на инвалидов не обижаются. Это не инвалиду за такое вполне простительно по щупальцам с размаху лабрисом заехать, если не лезвием, то плоскостью точно. А если покалеченная разумная тварь тебя обзывает, то бить ее нехорошо. Хотя хочется, я это по желвакам Ивана понял. Но бесись, не бесись, а дело делать надо.
– Что с его рукой делать? – спросил он, кивнув на мою конечность, с виду уже похожую на кровавый пузырь. – Тоже рубить?
Шахх поморщился.
– Ты и правда тупой, хомо. У меня-то грабля отрастет, а у него – вряд ли. Вскрывай нарывы огненным лезвием, глядишь, и обойдется.
– А если не обойдется? – осторожно поинтересовался я.
– Значит, будешь учиться левой рукой задницу вытирать, – пожал плечами вредный ктулху, которому мне тоже очень захотелось двинуть чем-нибудь тяжелым промеж глаз. Правда, вряд ли его это впечатлит. Ему, по ходу, если только в харю из вормгана харкнуть, тогда, может, до него дойдет, что языком молоть надо, сперва подумав, не оскорбит ли кого-то та молотьба. Людей таких встречал не раз, теперь вот оказывается, и ктулху такие бывают…
Мысли эти я гонял в голове, видя, как ко мне приближается Иван, держа наготове лабрис. Перед тем, как тебе топором будут руку вскрывать, лучше думать о чем-то сильно постороннем. Например, о хамоватых живых существах, которых лечить от их хамства, к сожалению, получается в основном только свинцовой пилюлей, другие методы срабатывают крайне редко…
Бллляхамуха!
Иван церемониться не стал – резанул огненным лезвием от души, рассек кровавый пузырь, в который превратилась моя рука, от локтя до пальцев. И предусмотрительно шагнул в сторону, так как хлестануло из широченной раны, как из порванного пожарного брандспойта.
Я и не знал, что человеческая плоть способна за такое короткое время превратиться в мерзкую жидкую субстанцию. Однако – превратилась. Больно было так, что словами не передать,
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
