сон мне приснился, да?
— Да. Давай так, — обрадованно кивнул головой дед.
А я психанул:
— А не часто сны мне такие вещие снятся⁈ Так не бывает! Ты что хочешь, чтобы меня на костре сожгли?
— Сейчас не сжигают на костре, — сказал Серафим Кузьмич, правда неуверенно.
— Ну, значит, на опыты заберут, один чёрт, — фыркнул я. — Нет. Это всё слишком подозрительно. Я не буду больше этого делать.
— Ну пожалуйста. Гена, — тихо попросил Серафим Кузьмич. — Ты — единственная возможность передать весточку правнуку. Знаешь, как это тяжело, годами, десятилетиями жить возле своих родных, смотреть на них, а ни обозваться нельзя, ничего.
Он тяжко вздохнул. Мне стало жаль старика. Действительно, это ужасно.
— Скажите, Серафим Кузьмич, а вы что делать можете? — спросил я.
— В каком смысле что делать? — заинтересовался он.
— Предметы двигать можете?
— Могу, но смотря что. Бумажку могу. Щепку могу. Монету уже не могу. И очень недолго, — ответил Серафим Кузьмич.
— Вот и отлично, — улыбнулся я, — значит будете общаться с правнуком хоть каждый день.
— Как⁈ Что ты задумал⁈ — заволновался, запричитал призрак.
— Я сделаю и подарю вашему правнуку спиритическую доску, — пожал плечами я.
* * *
* Псалтырь, Псалом Давида 36, кафизма 8–11.
** Библия, Иоанна 1-е, глава 3, стих 15.
Глава 14
Я сидел на завалинке и мрачно смотрел на облако, похожее на клок грязной шерсти. Настроение было ни к чёрту.
Вчера вечером я так воодушевился тем, что помогу общаться двум родным душам — Серафиму Кузьмичу и Герасиму Ивановичу, что ночью спал от силы несколько часов, а то всё сидел, мастерил доску. Сделать я её решил усреднённо, на манер «Скрижали небесного оракула» и спиритической доски Уиджа, в каком-то сериале в прошлой жизни видел, уже точно не помню в каком именно.
В общем, я нашел во дворе подходящую деревяшку, немного обрубил её топором, затем нанёс сверху слово «ДА», а внизу «НЕТ». Слева написал «ЗДРАВСТВУЙ», справа — «ПРОЩАЙ». Ближе к центру двумя рядами я написал буквы алфавита, а ниже — цифры, от нуля до девяти. Пирографа (электровыжигателя) у меня не было, поэтому я поступил просто: процарапывал генкиным перочинным ножиком необходимые буквы и цифры, затем осторожно заливал в царапины обычные школьные чернила. Дело было муторное, медленное, но в результате вышло неплохо.
— Зачем ты делаешь это? — проворчал Енох.
— Это доска, с помощью которой Сомовы смогут разговаривать, — ответил я, взял маленькую щепку и принялся придавать ей форму стрелки.
— «… Невозможно не придти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят…»* — буркнул Енох и отвернулся.
— Это ты к чему сейчас? — спросил я не прекращая орудовать ножиком.
— Ничего хорошего из этого не выйдет!
— Почему?
— Если бы Господь хотел, чтобы мёртвые и живые общались, он бы позволил это, — процедил Енох. — «Так и при воскресении мёртвых: сеется в тлении, восстание в нетлении…»**
— И что? Мы же с тобой общаемся, — пожал плечами я и принялся закрашивать чернилами щепку.
— Вот увидишь, ничем хорошим это не закончится! — выпалил Енох, замерцал и исчез.
— А я причём? — я посмотрел в пустоту, зная, что он меня слышит, — я дам им возможность разговаривать, а дальше пусть уже сами.
— Это искушение! — не выдержал Енох и появился опять передо мной.
— Енох, — вздохнул я, — так исходя из твоей логики, и детей рожать не надо, вдруг из этого ребёнка преступник потом вырастет!
— Это другое! — окончательно рассердился Енох и исчез.
— Да ну тебя! — поморщился я, полюбовался результатом своей всенощной работы и с чувством выполненного долга лёг спать.
Еле-еле дождавшись рассвета, я схватил спиритическую доску и побежал к Сомовым. Хозяева уже проснулись и хлопотали во дворе по хозяйству. Где-то за домом мычала корова, требовательно похрюкивали свиньи. У ворот маячил Серафим Кузьмич. Увидев меня, он взволнованно замерцал, почти как Енох:
— Ну что? Сделал⁈ — выпалил он вместо приветствия.
— Вот, — с гордостью продемонстрировал я плоды своей ночной работы.
— А что это? — заинтересованно принялся рассматривать моё изделие Серафим Кузьмич.
— Это такая специальная доска, с помощью которой вы сможете в любое время общаться с Герасимом Ивановичем, — похвастался я.
— Ого! — восхитился призрак. — А как?
— Ну вот смотрите, — я положил доску на завалинке, сверху водрузил щепку. — Это стрелка. Попробуйте теперь её подвигать.
— Куда?
— Да давайте сперва просто по доске, проверим как вы можете передвигать предметы, — предложил я.
— Ага. Сейчас, — заволновался Сомов и торопливо дотронулся до щепки. Некоторое время ничего не происходило, а затем он очень медленно, с усилием, потянул её в сторону.
— Отлично! — обрадовался я, — а теперь давайте вверх.
Призрак потянул щепку вверх.
— Вниз, — скомандовал я.
Призрак повторил.
— Ну вот! — удовлетворённо констатировал я. — Теперь последнее задание. Я задам вопрос, а вы перетаскиваете стрелку и указываете острием на буквы. Из букв получается слово-ответ. Мой вопрос — какая ваша фамилия?
Призрак замялся.
— Что не так? — спросил я и повторил ещё раз. — Это же очень просто. Смотрите ещё раз. Ваша фамилия — Сомов, поэтому вы должны стрелкой показать по очереди буквы «С», «О», «М», «О», «В». Всё крайне просто. Понятно?
Призрак продолжал мерцать.
— Что? — не понял я. — Ещё раз объяснить?
— Дело в том, что я не умею читать, — тихо сказал Серафим Кузьмич.
Ну, капец, приехали.
Я сидел и хмуро смотрел в небо. Вся работа насмарку! Ночь не спал из-за чего⁈ Вот так всегда, стараешься, делаешь, чего-то добиваешься, что-то преодолеваешь, а потом из-за какой-то ерунды все усилия летят к чертям.
Призрак смущённо мерцал рядом.
— И что теперь делать, Генка? — спросил он с таким отчаянием, что мне стало жаль его.
— Учить читать вас надо, — вздохнул я.
— Ну так научи, — обрадовался старик.
— За день не научу, — развёл руками я, — и за неделю не научу. Были бы вы молодым — другое дело. А так надо недели две хотя бы. А через несколько дней мы отсюда уедем. И так из-за гибели Анфисы часть выступлений полетела к чертям. Мы сильно выбились из графика. Так что не успею.
— Что же делать? — запричитал Сомов. — Получается с Гераськой я поговорить так и не смогу⁈
Не успел я ответить, как калитка распахнулась и оттуда вышел Герасим Сомов собственной персоной.
— О! Геннадий! — удивился он, — так рано, а ты уже здесь! Что-то стряслось? Или, может, опять сон увидел?
— Нет, — покачал головой я, не зная, что ему говорить.
— Скажи ему правду! — попросил старик.
Я укоризненно посмотрел на Серафима Кузьмича и сказал:
— Герасим Иванович, поклянитесь, что то, что я вам скажу, никто не узнает.
— Клянусь, — удивлённо сказал Сомов и добавил, — я слово всегда держу. И без клятв.
— Нет, Герасим Иванович, — не согласился я, — дайте кровную клятву.
— А что это?
— Поклянитесь жизнями и здоровьем своих детей и внуков, — потребовал я.
Не знаю, действует это, скорее всего обычное суеверие, но мне нужны были хоть какие-то гарантии.
— А зачем? — нахмурился Сомов.
Я молчал, испытующе, исподлобья глядя на него. Сомов стоял, мучительно о чем-то размышляя.
— Кажется я понял, — вдруг посветлел лицом хозяин дома. — Клянусь жизнями и здоровьем своих детей и внуков. Достаточно?
— Вполне, — кивнул я и принялся объяснять, — Герасим Иванович, мне не сон про ваш клад приснился. Мне об этом попросил передать лично Серафим Кузьмич.
Сомов только вытаращился на меня.
— Дело в том, что после смерти он не ушел туда, — я показал пальцем на обрывки облаков в небе, — а остался здесь.
— Да ты что? — охнул Сомов, — как же это⁈
— Вот так, — вздохнул я, — иногда так бывает. Серафим Кузьмич был настолько привязан к своей семье и хозяйству, что до сих пор не может бросить всё это.
— А он… — начал Сомов, но сбился и сконфуженно умолк.
— Нет, он абсолютно безвредный, — успокоил его я, — это бестелесный дух.
— И он…? — не смог озвучить главный вопрос Сомов. Но я его прекрасно понял.
— Да, он и сейчас стоит рядом.
Сомов побледнел и отшатнулся.
— Я заболел и после этого стал видеть некоторых духов, — тихо сказал я, — вот ваш прадед и попросил меня передать вам то послание.
— Так, пойдём! — оглянувшись по сторонам, быстро скомандовал мне Сомов, — не надо тут стоять, чтобы все видели. Ещё услышит кто. Ты можешь сказать это прадеду?
— Он вас прекрасно слышит, — усмехнулся я, — можете ему сами сказать.
— Д-дедуль… — сказал Сомов, но запнулся и мучительно покраснел, —
