Спасло тогда Хрущёва вмешательство в конфликт министра обороны Георгия Жукова, чьё слово и оказалось решающим.
Не прошло и полугода, как Хрущёв отправил своего спасителя в отставку, испугавшись роста влияния военных.
Активными участниками заговора, помимо Брежнева, были председатель КГБ Владимир Семичастный, секретарь ЦК КПСС Александр Шелепин, Подгорный. Чем дальше, тем больше расширялся круг участников заговора. К нему примкнули член Политбюро и будущий главный идеолог страны Михаил Суслов, министр обороны Родион Малиновский, 1-й заместитель председателя Совета Министров СССР Алексей Косыгин и другие.
Среди заговорщиков было несколько различных группировок, которые рассматривали лидерство Брежнева как временное, принятое в качестве компромисса.
В общем, сценарий 1964 года сработал на три года раньше — в 1961. Но Овчаренко, который и в прошлой жизни думал о политике только с точки зрения амнистий, сопровождавших смену руководства страны, вовсе и не осознавал грядущие перемены. Он озадачился совсем другим — возможностью улизнуть из союза. Нет, он не оставил идею помогать землякам, россиянам, но отложил эту идею на время. Поэтому они с советником из разведки подобрали из второстепенных работников посольства человека, хорошо владевшего русским, загримировали его и тот ездил в посольском авто вместо Овчаренко, всячески демонстрируя свою независимость.
А новоявленный миллионер готовился в группе отъезжающих на родину граждан Великобритании улизнуть на ближайшем авиарейсе. Стандартна подмена, практикующаяся среди разведчиков. Кто-то приезжает и остается, а кто-то по его документам уезжает.
А тем временем Хрущев решил расправится с неугомонным противником. Он никак не мог репрессировать Маресьева (не вызвав этим бунт в собственных рядах), но прихватить на липовом преступлении враждебного гражданина мог вполне. И они с Семичастным обсуждали этот шаг, склоняясь к тому, что лучше всего обвинить непокорного в изнасиловании. Хрущев был уверен, что могущественный комитетчик ему покорен. А Семичастный сразу поделился «хотелкой» Никиты с Алексеем Косыгиным, который после того совещания очень ратовал за участие миллионера в изготовлении прогрессивных протезов.
В общем камешек, предвестник переворота, подталкивал сам Хрущев…
А тем временем Володя Овчаренко, успевший в посольском заточении обзавестись бакенбардами и усами с подусниками (в отличие от бороды баки бросаются в глаза и отвлекают внимание от детализации лица, сравнений с привычным образом Овчаренко), научившийся носить за щеками пластиковые шарики, меняющие абрис лица, и пользоваться тростью, прихрамывая на якобы поврежденную ногу (двойная стелька и раздражающий пластырь в подколенной ямочке), ехал в Иркутск. Ну никак он не мог покинуть Россию, не зная, когда сможет вернуться, не повидав себя самого, юного в эту пору, еще не служившего, но уже пробующего писать заметки в газету и наивные стихи.
Он даже помнил один такой — юношеский, написанный после охоты, на которую ходил по сибирскому обычаю с десяти лет:
Кричал он, как ребенок,
только громче,
Отчаянно метался, верещал.
Он будто ждал от человека
помощи
И потому на выстрел
набежал.
Взорвалось эхо лаяньем
собачьим,
Угрюмо смертью глянуло
ружье…
Катилось тело заячье
как мячик,
Как грязное, измятое
белье.
Рябиной бусинки в снегу
порозовели,
Окутал пар
нахлынувших собак,
Глаза стрелка
азартом потемнели,
Был судорожно резким
первый шаг.
Качались ветки елей
укоризненно
Гарь пороха сносило,
лай стихал…
Лежала тушка заячья
безжизненно,
Зрачок стеклянно
небо отражал.
Любопытно, что в Сибири с гончими в советское время не охотились, а охота с лайками отличается в корне. Наверное, какой-то фильм, рассказывающий про забавы помещиков, послужил толчком.
Так что именно в то время, когда Хрущев делился с Председателем КБ планом обуздания непокорного миллионера, Овчаренко садился на ТУ-104, купив билет за огромные деньги — 83 рубля.
Глава 24
…Родной сибирский говорок,
Меня ты, паря, уберег
От всех прилизанных речей
Из гладких ровных кирпичей,
Где нет наличников резных
И голубятен озорных,
Как над тобой, моя изба,
Как над тобой, моя судьба.
Я был во всем огромном мире
Послом не чьим-нибудь — Сибири,
Хоть я совсем не дипломат.
И до конца — в ответ наветам —
Сибирским буду я поэтом,
А тот, кто мне не верит в этом,
Что ж — тот ничо не понимат!
Евгений Евтушенко,
27 августа 1973 г., Иркутск
Вы ездили поездом в СССР? Нет, вы точно ездили поездом в советском союзе? Именно так думал я, наслаждаясь поездкой и невольно сравнивая с такими же в будущем. В том двухтысячном будущем, когда получил возможность объездить полмира. Убогость капиталистического железнодорожного сервиса по сравнению с нынешним — советским поражала!
Нет конечно, кондишен в купе, электричество вместо печек зимой, сервис — все вроде на уровне. Но где вальяжность поездки, удовольствие от нее, входящее частью в отпуск сибиряка, следующего в санаторий на Черном море непременно через Москву.
В общем я, как бы прощаясь с Россией и желая повидать себя самого, не полетел на ТУ-104. В самый последний момент передумал. Не потому, что боялся обнаружить себя при посадке, нет — в этом времени еще нет строгого контроля за авиа пассажирами. Просто вспомнилось как в прошлой жизни, когда папа еще был жив, мы всей семьей ездили на море. В двух спальных купе и через Москву…
Вот я и купил купе в поезде Москва-Пекин. Двухместное (я выкупил оба места), с креслом у столика, с вишневым бархатом обивки и с умывальником на два купе (забавно устроенным — когда открываю свою дверь, то дверь в смежном купе блокируется).
Наш «международный» вагон соседний с рестораном и я с нетерпением ждал, когда он откроется. В памяти и осязаемо слюноотделением вспомнились московские ромовые бабы, которые мы, поспев к подходу поезда в Иркутске (стоянка 25 минут), покупали вместе с чешским пивом прямо в вагоне-ресторане.
Вежливый стук проводника совпал с ритмичным стуком колес на стыках, набиравшего скорость поезда.
— Ваши билеты, пожалуйста… Кто-то подсядет в пути на второе место? Возможно? Понятно. Может желаете чего, покуда ресторан не открылся? Пивко есть чешское, конфеты, жареная курица. Хлеб есть Бородинский. Ну
